Светлана Алешина - Дьявольский план

Я вспомнила про котлеты на плите и, не дав ему закончить, сказала:

— Проходи и захлопни.за собой дверь, мне надо на кухню.

Котлеты были спасены, но «разборка» с ними заняла у меня некоторое время. Когда я перевернула едва не подгоревшие котлеты, то вспомнила о парне с лестничной площадки и, не обнаружив его на кухне, пошла в прихожую. Он скромно стоял там в полумраке, видимо, не решаясь войти. Надо же, какой воспитанный, с уважением отметила я у него качество, которое у меня отсутствовало если не полностью, то уж процентов на пятьдесят — точно. А моя коммуникабельная расторможенность и, я бы даже сказала, нахрапистость — это издержки журналистской профессии. Без таких качеств журналист просто не в состоянии будет раздобыть и десятой доли той информации, которую легко получит его менее щепетильный собрат. — Проходи, чего стоишь? — кивнула я в сторону кухни, — у меня там котлеты подгорают. И не разувайся, все равно не убрано.

Он прошел и устроился на табурете возле кухонного стола. Я села напротив и только теперь смогла его хорошенько разглядеть.

Он был, наверное, моим ровесником, высоким, стройным и худощавым. Длинные русые волосы, зачесанные назад, открывали гладкий широкий лоб. У него было немного вытянутое лицо с прямым бесхитростным взглядом светло-зеленых глаз. В середине гладко выбритого подбородка под большим чувственным ртом разместилась небольшая ямочка, которая придавала его лицу какую-то романтичность. Он мне сразу чем-то понравился, поэтому я и пригласила его в квартиру, да еще потому, что он упомянул Корниенко, у которого мне завтра предстояло брать интервью.

— Так ты говоришь, собираешь подписи? — переспросила я, отмерив в кастрюлю рис и залив его кипятком.

— Да, — он протянул мне ламинированный членский билет со своей фотографией, — в поддержку Юрия Назаровича Корниенко.

— Ну, это я уже слышала, — я положила на стол его членский билет и поставила кастрюлю с рисом на огонь. — И что дальше?

— Ну, — он нерешительно поднял на меня свои большие глаза" — если вы сочувствуете… Черт, — вдруг вылетело у него, — опять это слово.

— Какое? — удивилась я, снимая первую порцию котлет.

— Да это «сочувствуете», — невесело усмехнулся он.

— А что в нем плохого? — не поняла я.

— Да я-то сам тоже ничего плохого в нем не вижу, — он пожал плечами, — только вот некоторым оно не очень нравится.

— Например? — поинтересовалась я.

— Да сегодня утром зашел в один продуктовый магазинчик на Казачьей узнать почтовые реквизиты и телефон, — пояснил он, — так директриса, такая бабец, с меня ростом, только раза в три шире, как услышала про Корниенко, сразу говорит: да, да, мол, конечно, за кого же еще?

Он снова усмехнулся, на этот раз немного веселей.

— Ну, я сдуру и ляпни: «Так вы ему сочувствуете?»

Не знаю уж, что она подумала, может, что у него помощник пропал или еще что, только она и говорит, мол, чего сочувствовать, всякое бывает, и прямо грудью на меня напирает. Ну, я ей спокойно сказал, чтобы она не кипятилась, мол, все нормально. А она мне: «Ты что себе позволяешь? Я не чайник, чтобы кипятиться: Научись сначала разговаривать, потом приходи». Короче, — закончил он, — остался магазинчик неохваченным, так сказать, хотя вроде бы и «за».

— Да, — сказала я, — нелегкая у тебя работенка. Но как филолог могу тебя успокоить, слово «сочувствие» не означает соболезнование, как могла понять твоя директриса, а «кипятиться» довольно мягкое, я бы сказала, парламентское выражение. Так что не переживай.

— Да я не переживаю, просто она мне на весь день настроение испортила. Так вы поставите свою подпись?

— Подпись я поставлю, — кивнула я, — меня, кстати, зовут Ольга и называй меня на «ты», пожалуйста.

— Это у нас инструкция такая, — поделился Алексей, — и вообще, устал я от этой работы.

— Извини за нескромный вопрос, — я перевернула очередную порцию котлет, — ты за идею работаешь или за деньги?

— Да какая там идея, — откровенно признался он, — просто я на мели был, а тут знакомая пристроила меня в штаб, говорит, там люди сумасшедшие деньги зарабатывают на выборах. Только я тебе скажу, может, кто и зарабатывает, а нам платят копейки.

— И сколько же, если не секрет?

— Если хочешь подработать, то я тебе не советую, — сказал он и, окинув взглядом обстановку и оборудование моей кухни, добавил:

— Но ты вроде бы в деньгах не нуждаешься.

— У меня есть работа, — подтвердила я его догадку, — а спрашиваю я тебя не из простого любопытства, а потому, что завтра беру интервью у вашего кандидата.