Сергей Валяев - Кровавый передел

— А её куда? — спросили Сына государственно-политического деятеля.

— Мутило!.. Поехали, я сказал… Мы ничего не знаем…

И тут я услышал голос и узнал этот голос, я не мог не узнать этот голос; он принадлежал хорошо мне известному человеку; это был мой голос:

— Я знаю!

— Что-о-о?

— Я знаю, — повторил я.

— Тебе что, псина, жить надоело? — взвизгнула тень.

— Да, — ответил я. — Иногда человек устает жить, это верно.

И мне поверили. Визжащая и судорожная тень отступала к автомобилю, фары которого били в пустую синтетическую ночь.

— В морду! Дайте ему в морду! — орала тень; её не слушали: трое стояли недвижно и немо; вероятно, они были расстроены неудавшимися попытками полюбить непрогрессивную, тургеневскую девушку.

Я же медленно поднимался вслед за тенью. Зачем? Не знаю. Быть может, я хотел узнать, из какого материала она сделана. Не из трухи ли? И кровь какого цвета — цвета чайных роз на клумбе? Розы стояли в вазе на мансарде. Благоухали умирая. Но Ася жила. И могла жить долго и счастливо. Она не послушалась моего доброго совета, и теперь мне ничего не остается, как идти на пистолет. Оружие раздрызганно прыгало в руке истерической тени.

— Не подходи! Убью! — От ненависти и страха голос изменился, точно принадлежал старому (по возрасту) человеку. На какое-то мгновение мне почудилось, что передо мной сам ГПЧ. Вот такая малопривлекательная чертовщина.

Я протянул руку к тени и потребовал:

— Дай-ка пукалку!

— На! На! На! — забилась та в истерике, и я услышал характерный, дамский хлопок ТТ. Таким оружием можно только гвозди забивать.

Пулевое зерно небольно ткнулось в мой бок. Пуля не остановила меня — в прыжке я сбил тень ногой в кювет. И она сгинула, пропала в ночной мгле. Со своими парализованными на всю жизнь подельщиками.

Я остался один на шоссе. Кровь была теплая, как вечер, липкая, как краска, и у неё был запах моря и водорослей. Я люблю море. В нем много воды, куда больше, чем во всех искусственных бассейнах, вместе взятых… Хотелось пить; жаль, что морская вода непригодна для человека. Хотя, как утверждают, человечество выбралось на сушу именно из морской пучины.

Я осторожно втиснулся за неудобное рулевое колесо. Дотянулся до портативной рации. Набрал код. Услышал зуммер приема сигнала бедствия и понял, что врата рая, равно как и ада, остались для меня закрытыми. Пока.

К удивлению хирургов, я оказался везунчиком. Пуля-дура пробила легкое. Но удачно, с точки зрения современной медицины. Спасибо Сыну ГПЧ: он оказался мелким, но метким стрелком. Меня залатали, как башмак, и уже на третий день я выползал с дырочкой на боку из полутемного вестибюля. В летнее утро. Зелень кипела изумрудными волнами. Над клумбой парила земля. Старенький садовник старательно срезал черенки на саженцах.

Когда я примащивался на лавочке, въехала государственная машина. Ее траурно-лакированный цвет совершенно не вписывался в радужные цвета мира. Автомобиль, дурно пахнущий бензином, городом и дорогой, притормозил напротив меня. Из него выбирался НГ, дядя Коля, Николай Григорьевич, генерал-лейтенант. В одном лице.

— Ну-с, герой! Сидишь? А мог и лежать, — пошутил мой непосредственный руководитель. Опустился на рейки лавочки. — Ну, как дела, чекист?

— Лучше всех.

— Вижу-вижу, краше в гроб кладут.

Фыркая угарным газом, автомобиль откатил в сторону. НГ втянул испорченный воздух носом и проговорил:

— Курорт! Рай! — Увидел садовника. — Что интересно, Саша, и он сажает, и мы сажаем…

— Но мы выпускаем. Иногда, — я тоже пошутил.

— Шути-шути, — вздохнул Николай Григорьевич. — Драть вас надо как сидоровых коз!.. Чего на рожон лез?

— Не знаю, — солгал я.

— Не знаешь, — передразнил генерал. — Против лома, дружок, нет приема.

— Есть, — не согласился я. — Другой лом. Или арбалет.

— Что?

Я рассказал версию улета Феникса. И все, о чем мне пытался сообщить Хлебов. НГ пожевал губами, покачал головой.

— Запутывается клубочек. Чую, сломаю шею. — Расправил плечи. — Эх, сюда бы на недельку! Да грехи не пускают в этот рай!

— А мне когда из этого рая? — не выдержал я.

— Спешишь под гильотину, сынок?.. Успеешь, брат!

— Дядя Коля?

— Славу поделим…

— В славе ли дело?

— Отдыхай. После выписки — на море.

— На море?

— В санаторий… узкого профиля, — хмыкнул НГ. — И будет с тобой отдыхать такой генерал, Батов. Запомни: Семен Петрович. Спец по Африке…

— По Африке, — насторожился.

— По ней, родимой, по ней… Он, как нам известно, мемуары сочиняет, задумчиво проговорил генерал-лейтенант. — Ты его попотроши аккуратненько… Кстати, у него жена молоденькая-молоденькая… Разрешаю пофлиртовать… Исключительно для дела.