Сергей Валяев - Миллионер

Потом мы опустили Илюшу в качалку и он, открыв глаза, проговорил:

— Ыыы!

И в этом бессмысленном, казалось, звуке я услышал изречение великого философа: «Когда оканчивается государство, начинается человек…»

Именно так и было с нами — мы сидели на краю прекрасного мира и каждый чувствовал себя…

Через день мы хоронили нашего друга Васю Сухого. Был солнечный день, и шумели солнечные деревья. Кладбище было подмосковное Богородское, и вокруг него было много солнечных деревьев. Казалось, что весь мир соткан из солнечных деревьев. Единственно, что задевало: под этими солнечными деревьями горбились могилы, их было много, этих могил. Так много, что возникало впечатление: до горизонта — одни могилы.

Потом мы поехали в Тушино, чтобы взять вещи Илюши для дачно-тырновского удобного его проживания.

Ехали на стареньком автомобильчике — «дедушке» советского е` автомобилестроения. И надо такому случиться — у ипподрома «москвичок» заглох.

— Ыыы, — сказал Илюша, указывая на гипсовых коней у центрального входа.

— Лошадки, лошадки, — понял я. — Тут лошадки бегают наперегонки.

— Может, хочет посмотреть лошадок? — правильно предположила Жанна.

И я решаю: пока буду возиться с мотором, пусть друзья сходят на публичное зрелище.

Оставшись один, открываю капот. К счастью, засорился только жиклер. Ручным насосом удается его продуть, и машина готова в путь.

Ан нет — должно, сладкая парочка увлеклась красивым зрелищем, и не шла. Пришлось идти мне.

Ипподром жил своей нервно-возбужденной жизнью: синели легкие летние небеса, зеленело зеленое поле, темнел влажноватый круг, по которому носились упряжки, на них прыгали жокеи маленького росточка и в жакетках кислотного цвета, радиоголос объявлял номера и смешные прозвища лошадей, публика держала в руках программки и спорила, на какой номер лучше ставить.

Это был странный и незнакомый мир — для меня. Нельзя сказать, что он привлекал, однако был мил и приятен для глаза. Человеческие страсти — что может быть интереснее?

Обнаружив парочку на трибуне, протиснулся к ним. Жанна рассматривала публику, а публика — её. Илюша покачивался, как сомнамбула:

— Белая. Белая. Белая, — повторял.

Я более внимательно смотрю на старт и обнаруживаю невзрачную кобылку в упряжке. По цвету она — белая.

— Что с Илюшей? — спрашиваю Жанна. — Бормочет и бормочет.

— Может, хочет, чтобы мы поставили на белую лошадь? — предполагаю я.

— Ыыы, — соглашается аутист. — Белая. Белая. Белая.

— А чего давайте, — хлопает в ладоши простушка. — На беленькую. Восьмой номер.

— Доходяга она, — басит кто-то со стороны.

— Белая. Белая. Белая, — настаивает на своем аутист.

— Тьфу ты, — плюю в сердцах. — Илюха, все сначала, что ли?

— Белая. Белая. Белая, — мой друг начинает заметно нервничать.

И я сдаюсь. Ведь такого не может быть, чтобы аутист обладал даром уникального предвидения всех мыслимых и немыслимых игр, связанных с денежными ставками?

Не может! Тогда черт с ним — пожертвую вощеными последними бумажками, затырканными в заначке, и на этом прекратим балаган. Навсегда.

Когда Жанна удалилась делать ставку на лошадь № 8, я присел рядом с другом:

— Илюша, давай договоримся. Нам чужого не надо и свое не отдадим. Играем в последний раз.

— Белая. Белая. Белая, — миролюбиво повторял.

— Слава Богу, тут мало цветов, — проговорил. — Ни красных, ни синих, ни зеленых.

— Белая. Белая. Белая.

Меж тем по ипподрому была объявлена готовность «один» к старту. Публика заволновалась. Я тоже: где там Жанна-Жаннэт наша?

— Готово, — набегала, держа в руке бумажную четвертушку.

Ударил гонг. Как говорится, по ком звонит колокол? Лошади замесили тростниковыми ногами. Жокеи запрыгали в своих упряжках, как чертики. Публика взревела. Аутист закачался, словно в лихорадке.

О, силы Небесные, не дайте нам выиграть, взмолился я.

Плохо молился: наша белая лошадка-доходяшка очень даже весело галопировала, подкидывая толстозадый свой круп. Хоп-хоп-хоп! А когда жокей в белой жакетке треснул её кнутом, то она так загилячила…

— А-а-а-а! — ревела публика. — Оу-у-у!

А я сидел и уже знал, что наша белая лошадь победит, и победа эта будет для всех неожиданной. Со всех сторон будут нестись гневные крики о продажности бегов, а с неба — сыпаться конфетти рваных бумажек, швыряемых неудачниками. Радиоголос сообщит результат последнего забега: выигрыш ставки 1: 199. То есть на один рубль победитель получает сто девяносто девять. А если ставка тысяча рублей? Две тысячи? Три тысячи? И так далее.