Сергей Валяев - Провокатор

Не снижая скорости, танковый монстр протаранил хлипкие для его мощи грузовики. И ушел к линии горизонта, оставив на асфальте глубокий гусенично-траковый след — свой внятный автограф на долгую память.

Трудно не согласиться с утверждением, что жизнь берет свое. Она берет свое, как женщина берет то, что берет. А берет она, прекрасная половина человечества, все (а не то, что подумалось). Как утверждают философы, страшна не та дама, которая держится за член, но та, которая ухватилась за душу. И поэтому когда я чувствую требовательные женские ручки в районе мной малоконтролируемого паха, я спокоен. Мне даже этакая девичья жеманность нравится. Люблю доставлять радость другим. Однако когда прелестные ехидны начинают покушаться на мою душу… Извините-извините, кажется, вы ошиблись адресом.

Это я все к тому, что после содержательного, памятного для всех вечера, где я демонстрировал дружбу с сильными мира сего, мы, я и Классов, оказались в машине с визжащим клубком блядей. Как они оказались вместе с пуританином Классцманом, ума не приложу. Наверное, мой товарищ наконец прозрел и понял, что любовь к ебекилке есть неотвратимая кара за то, что имеем мы и не имеют они, профанированные представительницы общественной морали. А не имеют они ума. Впрочем, большого ума не надо, чтобы елозить под любимым на спине, или на коленях, или на голове, или на других удобных частях восторженного тела. За что люблю дам — так за их неприхотливость и фантазию. Помню одну фантазерку, она, клянусь, была летчица. Мастер спорта по фигурному пилотажу. Однажды взяла меня с собой в полет. И делала со мной в небе такое… Фр-р-р! Слов нет, скажу лишь, что она вышла победительницей в Спартакиаде народов СССР (б) — и не без моей скромной помощи.

Так что к бабьим причудам отношусь вполне терпимо, не терплю лишь мастеров спорта по любым видам, от них можно ждать любого подвоха, а потом блевать неделю. (Как тут не вспомнить злосчастного боксера, который мало того что явился, дармоед, на чужой праздник жизни, но так и не сумел продемонстрировать свое мастерство: если ты такой тренированный и крутой man, неужели трудно голову увернуть от бутылки? Жалко испорченного торжества.)

Впрочем, праздник всегда с нами. Мы, я, мой Классольцон и цепкие орущие льстивые девственницы летели на авто сквозь мрак ночи, мрак спящего города, мрак декоративного мира.

— А-а-а! — вопил мой директор, крутя, между прочим, баранку. Девочки, прекратите безобразие. Мы сейчас разобьемся!.. Вы с ума сошли?!

Разнузданные фурии хохотали и вовсю, верно, играли в бильярд с тем, что находилось в широких штанах моего приятеля. (Надеюсь, понятно, в какую игру играли честные барышни?) На меня тоже насели две любительницы острых ощущений. Отбиваясь от них, я орал:

— Что наша жизнь?! Игра! И все мы в ней актеры!

— Какие, к черту, актеры? — отвечал истерично Классов. — Девушки, вы играете с огнем!

— Точно, Классман! У тебя быстро воспламеняемый факел. Девочки-девочки, у него в штанах олимпийский огонь!.. — хохотал я. Зажгите его!

— Дурак! — возмущался мой товарищ по несчастью; если несчастьем считать разбушевавшихся блядей. — Ты, дурак, думаешь, что актер в этой жизни?!

— А кто же я?

— Ты?!

— Да, я!!!

— Ты — декорация!

— Ты о чем, Классов? — трезвел я. — На что намекаешь?

— А на то, что не видать тебе миллиона, как собственной жопы!

— Фи, а где культура, блядь, речи? — занервничал я. — И я тебя все равно не понимаю.

— На твою новую картину никто не даст ни цента, это я тебе говорю.

— Почему?

— Потому что он антирежимный. Так мне сказали.

— Кто сказал? — взревел я. — Какая рваная сучь посмела такое брякнуть? Какая ебекила посмела сомневаться? Даже Царь-батюшка не сомневается. Даже Ромик думает, где взять баксы… Этот фильм будет самым лучшим фильмом постсоветской современности. Это я вам говорю — гений эпохи распада, в бога-душу-мать!..

Автобус «Икарус» и командирский джип прибыли к месту боевых событий, когда они не только закончились, но уже подводились неутешительные итоги поражения.

— Убитые? — гаркнул подполковник, похожий на полевую мышь.

— Никак нет! — отрапортовал молоденький офицер-«пушкарь».

— Раненые?

— Нет.

— А что же есть, вашу мать?! — взревел подполковник.

— Вот это… все! — Офицер широким жестом продемонстрировал разбитую технику и молчаливые пушки с разбежавшимся расчетом. — Танк какой-то… некондиционный, — пытался оправдаться.

— Некондиционный?