Сергей Валяев - Провокатор

В директорском кабинете ТЗ у аппаратов нервничал Никита Никитович и, держа в руках телефонную трубку, каялся, как грешник:

— Иван-Иван, я тут ни при чем!.. Нет, все понимаю… А ты выкрал, понимаешь, изделие… Зачем?.. Пройти парадом по Красной площади?! Да понимаешь, что говоришь?.. На кого идешь?.. Нет, я не подлец!.. — Медленно опустил трубку. — Не подлец…

Два натужно ревущих трактора продолжали вытягивать с картофельного поля «Икарус». Репортеры отбегали в сторону от сизого удушливого чада.

Господин Костомаров и военные чины у машин обсуждали создавшееся положение. В одном из авто засигналил мобильный телефон. Водитель взял трубку, послушал и сказал:

— Сейчас с вами будут говорить. — И, выбравшись из салона, подошел к господину Костомарову. — Это вас…

— Да, я слушаю, — весело сказал Рыжий человек в мобильный телефончик.

В домашнем кабинете, заставленном книжными стеллажами, стоял Минин и говорил по телефону. На стенах в рамках висели пожелтевшие фотографии с мгновениями молодого прошлого.

— Нет, дорогой мой, мы с вами, поганцами, никогда не договоримся. Западло это. Санька мой, и Т-34 тоже мой. И выбирать между ними негоже. Нет, все я хорошо понимаю. И мы вас достанем до самых до кремлевых кишок, сучье племя!.. — И, швырнув трубку, решительно вышел из кабинета.

Господин Костомаров, отдалившийся от авто для доверительного разговора, вернулся к машине в некотором душевном неудовольствии. Передавая телефон водителю, увидел: на заднем сиденье сиротливо лежит электронная игрушка «тетрис».

— А мальчик-то где? — задал глупый и растерянный вопрос.

Шквальные аплодисменты вернули меня к происходящему историческому нетленному действу. Что же происходило без моего участия? Появился в плотном окружении оперативных опекунов знакомый мне человек.

Он был росл и громоздок, холен и полнокровен, хитер и простодушен, сед, с характерным перебитым в хмельной драке носом. Он вызывал симпатию своим плакатным ростом и фанатичной уверенностью в себе. Фаворит судьбы, любитель игры в большой теннис и большую политику, он отличался от своих предшественников, которые всегда были малорослы, неполноценны, клеймены Богом. Его, преисполненного горячечным желанием перепотрошить власть предержащую, я повстречал на даче, где он, боец за народное счастье, отходил от политического нокдауна.

Наша группа решила снять фильм о поверженном нарушителе партийной этики и кремлевской интимности. Нельзя раскрывать тайны эдемского уголка, обрамленного обновленной древней стеной. Народ не поймет коммунизма в отдельно взятой крепости. Нет прощения отступникам, не желающим денно и нощно думать державную думу о вечно ненасытном, малоквалифицированном, лихоимском народце. Позор елейным популистам!

Временного неудачника и постоянного строптивца мы нашли, повторюсь, в расстроенных чувствах. Не каждый день выгоняют из рая.

Мы добросовестно отсняли сердобольный материал о грешнике, а затем, как полагается в широких кинематографических кругах, впрочем, как и в других кругах, приняли на грудь грамм по сто. Чтобы наш общий путь не был так тернист. Потом приняли еще по сто пятьдесят. За правду, которая всегда с нами. Затем взяли вес в литр малоэффективной водки. За что? За мою режиссерскую удачу и мой своеобразный талант, позволяющий видеть мир таким, каким я позволяю себе его видеть.

— Вы, ребята, романтики, — говорил грешник. — Завидую, но сочувствую. Вы романтики, а мы — бандиты, понимаешь. Давайте выпьем за то, что я выбрался из банды избранных!

И мы дружно, сочувствуя, выпили.

Почему бы не выпить за хорошего человека? Мы хлопнули еще несколько легкорастворимых в крови литров, и он, мятежный, продолжил летописный тост:

— Вы, романтики, меня не уважаете. За то, что я проиграл битву. Но победа будет за нами. То есть за мной. Почему? Потому что знайте: у нас в партии три фракции Б. - это фракция Большевиков, ушедших в глубокое подполье (это я!), фракция Бюрократов, грабящих и спаивающих страну, и фракция Блядей политических, неспособных больше ни на что, кроме ненависти к собственному народу. Скоро! Скоро я выйду из подполья, а все остальные фракции уйдут в это подполье, как на заре коммунистического движения. Я им всем покажу кузькину мать! Они будут жрать собственные резолюции и заседать при свечах! А лучше — танками! Пли-пли-пли!!! — Увлекся. — Так выпьем же за тех, кто сейчас никто, а завтра будут всё!..

И мы выпили, а выпив, спросили: