Антон Антонов - Пируэт

Несмотря на быстроту и натиск бойцов РУОП, Лутовинов успел потянуться к оружию — но попытка эта была успешно пресечена.

В сумке у него действительно оказались банки с зеленым горошком. Целых шестнадцать штук.

Их торжественно вскрыли и нашли то, что и ожидали найти. Смешинки на очень солидную сумму. Ориентировочно — тридцать две тысячи долларов.

Первый допрос длился всего полчаса. В первые пятнадцать минут Лутовинов утверждал, что банки он нашел на улице, но потом перестал, и уже через два часа после окончания допроса у следователя было достаточно доказательств, чтобы вынести постановление о наружном наблюдении за гражданином Семеновым и прослушивании его телефонных разговоров. Этот документ по новому уголовно-процессуальному кодексу нуждался в судебном утверждении, но с уточнением — суд обязан рассматривать дела такого рода в срочном порядке. На утверждение потребовалось еще два часа на следующее утро, после чего Семенов, который еще ни о чем не подозревал и ни от кого не скрывался, был взят под наблюдение.

А через неделю оперуполномоченный Сажин, который регулярно названивал друзьям в ОНОН и интересовался новостями, дождался, наконец, интересных вестей.

Оказалось, что «Ястреб» ведет активную слежку за вдовой Юрия Лесникова. Подслушивает ее телефонные разговоры, пасут ее днем и ночью и без стеснения обсуждают причины этой активности.

Друг передал Сажину копию интересной записи, сделанной в квартире Семенова, где ребята из «Ястреба» собрались немного выпить и расслабиться с девочками.

Голоса не идентифицировались, но тема разговора была интересна сама по себе.

— Шеф хочет грохнуть эту Ирину, — говорил один, — а Заборин не дает. Боится. Он и так у ментов под колпаком.

— А что Ирина сделала шефу? — интересовался другой.

— Похоже, Лесник разболтал ей что-то про наши дела. А может и нет, но шеф думает, что лучше подстраховаться.

— Слушай, а кто грохнул самого Лесника? Кто-то из наших?

— Черт его знает. Может, сам шеф.

— А чего они не поделили?

— Да не знаю я. Бабки, наверно. А если Лесник болтал о делах направо и налево, то и за это могли грохнуть. Нас это не касается.

— А бабу он тоже сам уберет? Или нам поручит?

— Если поручит — сделаем. Какие проблемы?

Слушая эту пленку, Сажин радовался, как ребенок, выкрикивал «Йес! Йес! Йес!!!» и демонстрировал американский победный жест: рука согнута в локте и пальцы сжаты в кулак.

— Мы их сделали! — воскликнул он, явившись с этой пленкой к Ростовцеву.

Ростовцев, однако, не разделял этого восторга.

— Сначала надо доказать, что именно их шеф застрелил Лесникова. И еще разобраться — кого именно они называют шефом. Тут ведь две кандидатуры: директор «Ястреба» Балабеев и еще Тараканов, которому они все время звонят.

— Я ставлю на Тараканова. Балабеев не похож на человека, который способен убить кого-то собственноручно.

— Один черт. Все равно доказательств у нас нет. Мало ли о чем шестерки по пьяни болтают — тем более при бабах.

— Об этом они болтали без баб. Видишь — разговор резко оборвался. Это как раз привезли шлюх.

— Какая разница. Все равно: весь этот разговор — сплошные «может быть».

— Но согласись — эта нить крепче, чем все, что у нас были.

— Согласен. Но работы тут еще выше головы. И черт его знает, как к ней подступиться.

Тараканов нашел, как подступиться к Заборину, чтобы без ссоры и ненужной нервотрепки получить у него разрешение на ликвидацию Ирины Лесниковой. Он просто дал генеральному директору «Глобуса» послушать голос Толика Кленова.

Конечно, Толик, звоня Заборину с угрозами, старался говорить измененным голосом. Но, как видно, изменил его недостаточно. Во всяком случае, Заборин этот голос сразу узнал. И спросил:

— Ну и кто он такой?

— Никто, — ответил Тараканов, но тут же добавил. — Сам он никто, но может оказаться «шестеркой» на службе у серьезных людей. Настолько серьезных, что они могут доставить нам массу неприятностей, если мы вовремя не перехватим инициативу.

Тараканов не был обычным бандитом. он ни разу не сидел и не любил уголовный жаргон.

У нас в стране менеджеры часто изъясняются языком зоны. А этот бандит изъяснялся языком менеджеров и чувствовал себя в любом обществе, как рыба в воде. Разве только словечко «шестерка» то и дело мелькало в разговоре — но оно давно уже стало достоянием широкой общественности и литературного языка.

— Ты не выяснил, чьей «шестеркой» он может быть? — поинтересовался Заборин.