Катя Чудакова - Белоснежка и семь клонов

– А я не люблю выполнять ничьи директивы. Я хочу делать, что мне нравится.

– А меня ведь испугался! – засмеялась Ангела. – Прибежал, как миленький! Надеюсь, ты не жалеешь об этом?

– О чем ты говоришь! – Дитмар обнял Ангелу и мягко придавил к спинке дивана. – Мне так хорошо с тобой, – прошептал он, легонько покусывая ее ушко. – Если бы не эта чертова работа, я бы считал себя самым большим везунчиком на свете!

– А отец ни о чем тебя не спрашивал?

– Что ты! Мы с ним никогда на такие темы не разговариваем. Сколько помню себя, он со мной общался, как с равным взрослым собеседником, никогда не лез в мою личную жизнь, даже в гимназию ко мне не ходил.

– А у тебя была личная жизнь? – хитро спросила Ангела.

– В том смысле, что имеешь в виду ты – нет. Но у меня были друзья, и вообще… В жизни много интересного и кроме…

Дитмар не успел договорить, потому что Ангела привела убедительный аргумент в виде страстного поцелуя.

– А твои друзья… Где они сейчас?

Дитмар пожал плечами:

– Боюсь, что некоторые из моих приятелей сейчас в гораздо менее приятной обстановке на фронте… А мой лучший друг… он должно быть в Америке, если все нормально обошлось…

– В Америке? Сбежал, что ли?

– Скажи мне, Ангела, только честно – ты действительно считаешь оправданными и реальными планы о мировом господстве немцев и о превосходстве арийской расы над всеми остальными? Ты ведь член партии…

– Слишком опасные вопросы ты задаешь… Ты меня уже достаточно хорошо знаешь, чтобы самому ответить… Ведь жизнь только одна, чтобы положить ее на борьбу за какие-то идеалы. Я хочу получить максимум, так что приходится приспосабливаться…

– Вступить в партию нацистов, спать с «нужным» мужчиной…

– Да, да, да! Ты ведь тоже не захотел под пулями в окопах сидеть, а предпочел на курорте отсиживаться.

Дитмар вскочил с дивана и начал молча одеваться:

– Меня в армию никто и не призывал, а группу для «Лебенсборна» формировал мой отец…

– Ладно, не обижайся! Я просто хотела сказать, что мы с тобой, по сути, в одинаковой ситуации – повезло найти лазейку, вот мы ею и воспользовались. Это нормальная человеческая реакция – желание сохранить свою жизнь и добиться каких-то благ или привилегий…

– Я не обижаюсь, но очень уж тяжело осознавать себя в положении приспособленца. И перед кем? Лучше бы мы тоже уехали в Америку, как все порядочные немцы, не смирившиеся с режимом… Извини, я пойду к себе… Голова что-то разболелась.

Чмокнув Ангелу на прощание в щеку, Дитмар не спеша побрел к своему общежитию. Слова об Америке сорвались с его языка неспроста. Отец, приехавший в «Лебенсборн» на Рождество, привез сыну хорошую весть – объявился его друг Йозеф Гольдман, который еще в тридцать восьмом году вместе с родителями поспешно бежал из Германии.

Йозеф, которого с Дитмаром объединяла не только мальчишеская дружба, но и общность интересов, сообщал в письме, что учится в Калифорнийском университете на биологическим факультете и параллельно работает в научном центре, занимающемся созданием банка «наследственных материалов».

Предполагается, что этот наследственный материал, а, попросту говоря, – мужская сперма – будет использован для добровольного искусственного осеменения женщин.

«Это же надо, американцы занимаются теми же проблемами, что и мы. Только у них отсутствует откровенно расистская подоплека, – прокомментировал это известие профессор Бауэр. – Кстати, недавно узнал, что один из моих бывших сотрудников написал письмо Гиммлеру с призывом издать закон, согласно которому немецкие полицейские получали бы крупное денежное вознаграждение за каждого родившегося в семье ребенка. Мотивировал он тем, что немецкие полицейские – наиболее ценная часть нации, и очень важно получить от них как можно больше потомков. Но наши фюреры сочли самой ценной частью нации себя, поэтому мы должны штамповать их дубли…»

Профессор привез Дитмару пару американских журналов по генетике, которые передал Йозеф вместе с письмом. Уединившись в лесу, юноша читал статьи ученых, свободно и без предубеждений рассуждающих о научных и медицинских проблемах. Особенно затронула молодого ученого публикация Джона Меллера об организации хранения замороженной спермы ценных доноров на случай мировой атомной войны, если большинство оставшихся в живых мужчин будут стерилизованы радиацией, и потребность в жизнеспособной сперме будет очень велика.

О реальной опасности атомной войны Дитмар задумался впервые. «А что если атомное оружие попадет в руки одержимых фанатиков? Тогда уже никакие банки наследственных материалов не помогут – вымрут все. Но фюрер и его компания, наверное, полагают, что их высочайшие особы радиоактивное излучение не затронет. Или они надеются отсидеться в своих бункерах? Долго, однако, сидеть придется – тысячи лет… Для этого, что ли, они и собираются плодить свои копии? Абсурд какой-то…»