Владимир Соловьев - Похищение Данаи

Впервые у меня мелькнуло, что, кто знает, может, за всеми моими пертурбациями и ностальгией по трехсотлетней фемине я что-то в этой жизни упустил. Та же Галя, к примеру, — было мне перед ней даже неловко, что я ее бросил, поломав ей жизнь, а вдруг это я свою сломал? И не ее, а себя мне жалеть? Выходит, когда она говорила, что любовь не задалась, имела в виду не меня? И тут же поймал себя на том, что предательскими этими мыслями изменяю Данае.

— Ты клевещешь не только на других, но и на себя, — сказал я. — Я тебе не верю — ни в твой цинизм, ни в любовный карьеризм Гали. А тем более что Саша задушил Лену.

— Я этого не говорил.

— Прямо не говорил, но намекал.

— Согласись, у него были причины.

— А у тебя?

— А у Галки? — задал он встречный вопрос.

— Не пори чушь! — всерьез рассердился я.

— Я не утверждаю, что Сашка убил Лену. Я не утверждаю, что ее убила Галка. Я не утверждаю, что я ее не убивал. Видишь? Я ни в чем не уверен — даже в самом себе. Но у всех были причины. Включая Галку. У нее, может, больше, чем у других. Но это еще не значит, что она убила Лену. «Если б я знал!» передразнил он Сашу.

— У вас с Галей совместное алиби.

— Вот именно! Весь вопрос, кто кому его устроил. Точнее, подстроил. Если один из нас лжет, то другой вполне может оказаться убийцей.

Решился и спросил без обиняков:

— В тот вечер вы были вместе?

— Как тебе сказать? Быть-то были, но рядом с местом убийства, а чтоб задушить человека, достаточно нескольких минут. Сам видел, как это делается: не вмешайся ты — я б уже отправился к праотцам. Жаль только, что с Леной так бы и не встретился: она небось в раю пребывает — святая, а мне туда путь заказан.

— Не надоело паясничать? Как вы оказались рядом с их квартирой?

— Я-то на законных основаниях: как сосед. А вот чего там Галка сшивалась?

— А где вы с ней встретились?

— Да прямо у их дома и встретились.

— Она шла к ним?

— Или выходила от них. Почем мне знать?

— Может, это ты выходил от них?

— Кто спорит? Может, и я. Я буду говорить — что она, она — что я. Это вопрос веры: кому из нас верить? Теперь уже ничего не докажешь. Потому ни на чем и не настаиваю, будучи по натуре солипсист. Сплошная неопределенность! Один из нас предложил другому отправиться в ближайший шалман, что и было незамедлительно проделано. Вот мы и сварганили себе взаимное алиби, обратив на себя внимание, устроив там небольшой скандальчик.

— Кто был инициатором?

— Чего? Скандала?

— Пойти в кабак?

— Если понадобится, с пеной у рта буду утверждать, что Галя.

Понял, что от него больше ничего не добьешься, а говорит правду или дурака валяет — самому придется разбираться.

Мы шли по продутому ветром ночному городу, ведя этот нелепый во всех отношениях разговор. А потом замолчали, думая каждый о своем. Кто б ни был убийца, но, знай о ее беременности, ни один из них не решился бы — ни Саша, ни Никита.

А Галя?

На этот раз мне повезло — удалось остановить частную машину. Хоть Никита и уговаривал заночевать у него — больше, думаю, для своего спокойствия, чем для моего удобства, — но мне что-то не хотелось оставаться с ним на ночь с глазу на глаз, да еще бы со стен на меня пялились его «Данаи».

— Ловко ты их расплодил, — похвалил я его на прощание.

— Бери любую, — расщедрился вдруг Никита. Но потом добавил: — Кроме одной. — И слово в слово повторил мою фразу: — Она мне не принадлежит.

— Какая?

— Мяу.

— Я и так знаю, — сказал я, садясь в такси. Не только же ему темнить!

— Понтуешь? — крикнул он на прощание.

— Думай что хочешь. А я согласен на худшую из твоих Данай.

И захлопнул дверь. На том и расстались.

Хотел после бессонной ночи вздремнуть в самолете, да никак — так взвинтил себя! Прошедшие события проносились в моем воображении на дикой скорости, руки тряслись, как после пьяни, в мозг будто вставили метроном! Какой там сон — ни в одном глазу! Да и попробуй заснуть, когда мне подфартило на соседку — молоденькая грузинка с грудным младенчиком на руках! Уже при взлете он закатил такой скандал, что хоть святых выноси: тонкие барабанные перепоночки да еще утробный страх небытия, из которого он сравнительно недавно вынырнул и ни в какую не желал обратно. Понять можно — у меня самого заложило уши.

Летательный аппарат был стар и, на мой взгляд, годен разве что на металлолом, поднимался в небо рывками, словно сам был не очень уверен в своих возможностях. Не дай Бог, если его моторы и навигационная аппаратура в таком же состоянии, что и салон: ковер в проходе был свернут жгутом, с потолка свисали оторвавшиеся панели, из трех гальюнов один был приспособлен под багажное отделение, в другом не было воды, в третьем не закрывалась дверь, но пассажиры были выносливы и не роптали: самолеты теперь летали по свободному расписанию, и то, что наш вылетел, хоть и с двухчасовой задержкой, — было чистым везением. Каким-то чудом нам удалось преодолеть земное притяжение и набрать высоту, и мой неуправляемый сосед, пресытившись собственным криком, норовил теперь дотянуться цепкими своими конечностями до моего лица — грузинка извинялась, одновременно кокетничая со мной, в подсознанке готовая к следующему зачатию. До чего же все-таки мощная копировальная машина — природа!