Наталья Солнцева - Монета желаний

– Поедем к нам домой! – решительно сказала она, вылезая из-под одеяла и начиная одеваться. – Я сама поговорю с папой.

Жоржик только этого и ждал. Он не особенно надеялся на успех, но все же это был шанс. А вдруг Гридин сжалится над дочерью и даст денег? Мысль о том, что будет, если все-таки не даст, господин Экстер старался гнать от себя как можно дальше. Он отталкивал ее прочь, спускаясь по лестнице, сидя в такси, мчавшем их через морозную, заснеженную Москву к дому Гридиных. Он боялся этой мысли, не зная, что ждет его в случае, если тесть денег не даст.

Теща открыла им дверь и сразу поняла, что в молодой семье снова нелады.

– Что случилось? – спросила она потухшим голосом, чувствуя ноющую боль в сердце.

– Мама… – Ксения заплакала, входя в тепло родного дома, с привычной обстановкой, запахом полироля и папиных сигарет. – Папа дома?

Теща кивнула головой, показывая на приоткрытую кухонную дверь.

– Я делаю творожную запеканку. Вы завтракали?

Жорж, до этого сердито молчавший, выразительно вздохнул и махнул рукой. Его удивляло, что кто-то еще может думать о еде, о какой-то запеканке из творога, когда тут такая проблема, такая беда!

«Вопрос жизни и смерти решается на кухне, пропахшей корицей и взбитыми яйцами!» – зло подумал он.

Теща сообразила, что высказалась невпопад, и смутилась, заспешила на кухню.

То, в чем сомневалась и на что тайно надеялась Ксения, не произошло. Отец пил кофе на кухне. Он выслушал ее внимательно и спокойно, не перебивая, не задавая никаких вопросов, и так же спокойно, не повышая голоса, отказал.

– Прости, Ксюша, – сказал он, глядя на дочь добрым, немного грустным взглядом, – но я не обязан платить долги господина Экстера. Они непомерно велики, а я еще несу ответственность за тебя и твою маму. К тому же вряд ли он на этом остановится, поэтому не стоит создавать прецедент. Он мужчина и не должен перекладывать свои проблемы на твои плечи. Спроси свою маму, сколько раз я обращался за помощью к ее отцу? Если она назовет хоть один такой случай, я готов взять свои слова обратно и собрать необходимую сумму.

Больше Гридин не сказал ни слова, несмотря на слезы и просьбы жены и дочери, возмущенные вопли зятя. Михаил Маркович оставался холоден и непоколебим, не вступая более в бесполезные дискуссии.

Запеканка остывала на тарелках нетронутая. Ксения убежала рыдать к себе в комнату. Вера, держась за сердце, доставала из аптечки лекарства, и только один Гридин оставался невозмутим и как-то скрыто удовлетворен всем происходящим. Он знал, что рано или поздно этим кончится, и не ошибся. Пусть дорогой зятек на него не надеется, а выпутывается сам!

Жорж, красный, ужасно возбужденный, метался в гостиной из угла в угол, обезумев от бешенства и бессилия. Эти людишки рады будут его погибели! Особенно тесть, самодовольный фанфарон, тупица! Он завидовал Жоржу и тайно ненавидел его, а теперь торжествует. Но какой же выход? Выхода не было – господин Экстер увидел это ясно и отчетливо, не теша более себя напрасными иллюзиями.

– Ах, негодяи! Мерзавцы! Сволочи! – ругался он неизвестно на кого. – До чего мне все опостылело! Проклятый город! Проклятая жизнь! Я убью, убью себя!

– Папа! – рыдала Ксения, истерически вздрагивая всем телом. – Он же убьет себя! Или его убьют!

– Вот тогда и поплачешь, – ответил Гридин, обнимая дочь.

Жоржу пришла в голову последняя спасительная идея – он может молить об отсрочке! Это единственное, что еще возможно предпринять.

Он выскочил в прихожую, сорвал с вешалки подаренную тещей дубленку и выбежал за дверь, оглушительно хлопнувшую в утренней тишине лестничной клетки. Ксения, заплаканная, растрепанная, хотела бежать за ним, но Гридин не пустил ее, крепко обняв за плечи и увлекая в комнату. Она смирилась, обмякла в его руках, позволила увести себя, уложить на диван. Ее глаза, ослепшие от слез, смотрели в потолок, как давным-давно, когда она оплакивала свою первую ссору с мальчиком в третьем классе. Тогда она еще не понимала, что плачет от счастья. Жизнь оказалась совсем не такой, как в ее детских представлениях, которые почти не изменились с годами. И это неожиданно причинило ей сильную боль, которую нельзя было унять новой игрушкой, подарком или конфетами, как в детстве.

– Почему так больно, папа? – спросила она.

– Просто ты выросла, Ксюха, рыжик мой дорогой! И впервые по-настоящему столкнулась с жизнью, набив себе шишку. Но это пройдет!

– Правда?..

– Я тебя когда-нибудь обманывал?