Елена Михалкова - Рыцарь нашего времени

Не думая о том, как далеко ему придется за ней идти и зачем же он, собственно, идет, лишь пытаясь представить себе, где мог бы находиться тот самый нарисованный им рыцарь (летел сверху? шел чуть поодаль, как и сам Пашка?), Еникеев пропустил тот момент, когда девушка, словно проснувшись, вскинула голову, остановилась, и чуть не налетел на нее. Это была подходящая секунда, чтобы извиниться и спросить, что же все-таки у нее случилось, но он не успел – по-прежнему не замечая его, Полина свернула к пятиэтажному дому с пыльными после зимы окнами. Лишь на верхнем этаже они были вымыты так чисто, что посверкивали от солнца, и Паша, поглядев на них, зажмурился от слепивших солнечных прорезей на стеклах.

Перед входом в подъезд он задержался, дождавшись, пока девушка войдет, и лишь потом подбежал, распахнул дверь, быстро заглянул внутрь, прислушиваясь к шагам, раздающимся все выше и выше по лестнице. Нет, ее никто не встретил, но мог встретить наверху, у квартиры, куда она шла. Внезапно его окатило страхом, что Полина поднимается вовсе не в квартиру, а на крышу, и он, обругав себя за то, что не подумал о такой страшной возможности раньше, бросился за девушкой, перепрыгивая через несколько ступенек сразу, пыхтя и обливаясь потом.

Но шаги затихли, когда он почти догнал ее, и Паша, тяжело дыша, застыл на четвертом этаже, зная, что она стоит над ним, но не слыша ни единого звука. Подъездная сонная тишина нарушилась скрежетом открываемого замка, шорохом двери, и низкий женский голос удивленно, и, как ему показалось, издевательски протянул:

– О-ой, кто к нам пришел... Тебе чего?

Шаги, скрип двери, металлический стук – и снова стало тихо.

Еникеев медленно преодолел еще один пролет, с трудом отрывая ноги от ступенек. Воротник его рубашки взмок, и он присел на корточки под дверью с табличкой в виде удава, на котором было выгравировано имя хозяйки квартиры, решив дождаться, пока девушка выйдет, и стараясь уловить, что происходит внутри.

Полина смотрела на смуглую женщину с короткими сальными волосами и молчала.

– Долго глаза на меня будешь таращить? Чего тебе надо, спрашиваю.

Полина протянула руку и внезапно дотронулась до лица Томши, прикоснулась указательным пальцем к толстой пористой коже, будто проверяя, настоящая она, теплая, или нет. От ее прикосновения Томша отдернула голову, словно оно могло прожечь кожу насквозь, и выругалась сквозь зубы.

– Дура больная! – бросила она. – Такая же психованная, как твой братец. Сама в окно не сиганешь? – и хохотнула удовлетворенно.

Лицо Полины Чешкиной изменилось в одну секунду: замершее – оно вдруг проснулось, ярость и боль сверкнули в расширившихся глазах, крылья тонкого носа раздулись, и она стала невероятно похожа на деда. Боль, горечь, ненависть, тоска – невыразимая тоска, поселившаяся в ней со вчерашнего вечера, когда она поняла, что Коля мог бы жить, – завыли в ней на тысячу голосов, вмиг разрушили сферу, в которую она заключила себя сама, чтобы боль не пробила ее изнутри и снаружи.

– Это вы его убили! – крикнула она высоким напряженным голосом. – Вы! Господи, и все из-за того, что вас не оценили!

Скулы Томши пошли красными пятнами с неровными краями, словно кто-то щедро швырнул на них краски с кончика кисти, нарочитое спокойствие исчезло.

– Да! – закричала она в ответ, наступая на Полину в бешенстве, исказившем и без того некрасивое лицо. – Я! Брякнулся твой братец, только и успел, что заорать перед смертью! И ни ты, ни твой дед – вы ничего мне не сделаете! Убьете меня – в тюрьму засядете, а я-то, я-то на свободе останусь! Живая останусь, здоровая, а вы – сгниете! Не будет вас больше!

В неистовстве она швыряла слова в лицо девушке, не думая о том, что выдает сама себя, что все происходящее может быть подстроено, а Полина, онемев от этого взрыва, пятилась назад, пока не наткнулась на мраморный пресс, лежавший на полу.

– Я бы и тебя убила, и деда твоего! – Томшу несло, она не в силах была остановиться. – Презирали меня? Носы воротили от Маши? Думали, все у вас будет хорошо? Порыдайте теперь на его могилке, поплачьте над его стишками!

Она осклабилась и стала похожей на жирного раскосого волка, нашедшего добычу.

– И скрываться я от вас больше не буду! Чтобы всю жизнь вы помнили, кто такая Мария Томша!

Она перевела дыхание, тыльной стороной ладони провела по губам, стирая с них слюну. Глаза ее были прикованы к лицу Полины, на котором она ожидала увидеть отчаяние и насладиться им сполна, жалея лишь о том, что нет здесь старого Чешкина, – его унижение было бы достойной наградой за все, что она перенесла. Ее вновь переполняло торжество – так же, как вчера, когда, выплеснув то, что ей давно хотелось прокричать на весь мир, она заметила беспомощность на лице здоровяка-сыщика.