Катрин Арлей: Марионетка

Мне нужно обеспечить тыл. Я затеваю этот брак лишь ради этих денег. И должен быть уверен в вашем поведении.

— Продолжайте, пожалуйста.

«Пусть время сгладит все последствия, а прилагаемая сумма позволит вам провести его приятно.

Ваша любящая дочь,

Хильдегарде Корф-Ричмонд.»

— Ну, вот вы и познакомились с вашими будущими фамилиями. Должен извиниться, что не представился раньше, но теперь причина вам известна. Меня зовут Антон Корф. Как только у вас будет собственный банковский счет, подпишете чек, а пока надпишите конверт, это поможет избежать ненужной путаницы, — он продиктовал свой адрес.

— Спасибо, мадмуазель Майснер, теперь останется только подписать официальные документы.

— Какие?

— О вашем удочерении.

— Вы все продумали заранее…

— Естественно.

Хильда подписала несколько машинописных страниц и, не глядя на него, спросила:

— Но вы все-таки немец?

— Из Гамбурга. Поэтому хотелось, чтобы такой удачной возможностью воспользовалась моя землячка.

— Вы женаты?

— Конечно, нет. Я предлагаю вам отцовство, а не семью.

— И что теперь мне нужно делать?

— Готовиться. Покупать наряды, парфюмерию. Не думаю, что вам потребуются мои советы. При соответствующих средствах любая женщина может сделать себя привлекательной. Чуть не забыл: мистер Ричмонд терпеть не может зеленый цвет, помните об этом.

Хильда и в самом деле учла это замечание, когда купила себе платье, достойное принцессы. Очень скоро она поняла: женщине просто необходимо быть красивой, чтобы встречные мужчины оборачивались вслед.

Ее густые от природы волосы уложил искусный парикмахер, создав неповторимый стиль причесок. Дважды в неделю ей делали маникюр, она покупала косметику от Роша и платья от Диора.

Началась новая жизнь. Каждый вечер она ужинала в номере 306 наедине с Антоном Корфом, который вносил последние штрихи в её образование.

Хильда оказалась способной ученицей и быстро научилась добиваться желаемого почти от любого мужчины, будь то слуга или брокер. Познакомилась с правилами игры в баккара и тонкостями загадочного мира фондовой биржи. Теперь она была так занята, что редко появлялась днем на улице.

— Знакомства пока недопустимы, — наставлял её Антон Корф, — Карл Ричмонд должен считать, что именно он вас открыл. Естественно, первую встречу мы организуем с максимальной тщательностью, ведь первое впечатление играет в его возрасте особое значение, а мы ведь все поставили на брак.

— Как вы можете гарантировать, что все пойдет точно по вашему плану?

— Мужское воображение — козырная карта любой женщины. Если известно, как его пробудить, все остальное пойдет само собой.

— А если у меня ничего не получится?

— Вернетесь к своим переводам.

— Я буду точно следовать вашим указаниям.

— Значит, все будет хорошо.

День за днем он лепил её по своему вкусу. Ее интеллект его не слишком волновал. У Антона Корфа этого добра вполне хватит на двоих.

Прикованный к инвалидной коляске Карл Ричмонд был вне себя от злости, — у него кончились сигары.

Перебирая руками обода колес, он отъехал от стола, где остывал почти нетронутый ужин.

Трое негров с Ямайки в ливреях, склонив головы, с философским спокойствием слушали его ругань. Наблюдать подобные сцены им приходилось довольно часто, дальнейшее развитие событий было для них не в диковину. И в самом деле, все шло по привычному руслу: мистер Ричмонд уже успел обругать их ублюдками, собаками грязными ниггерами, и его красноречие было на исходе. Но и то, что осталось, повторялось им далеко не в первый раз.

— Какая мерзость, сукины вы дети, разводить всякую грязь за моей спиной. Ни на что негодные бездельники, вот кто вы есть на самом деле. Все ждете моей смерти, чтобы пировать над моим трупом, как стервятники. Но вам не достанется ни пенни. Я не оставлю денег таким скотам, которые даже не могут доказать свою преданность. Я больной человек, ясно вам? Мне нужна тишина и покой, а не ваши оправдания. Врач сказал, что меня нельзя раздражать.

Ярость застилала ему глаза, и он орал как полоумный.

— Убирайтесь к дьяволу и оставьте меня одного. Я привык к одиночеству. Никто обо мне не заботится, и все потому, что я стар; но мне наплевать на всех вас, ведь я богат. И все равно вам придется мне прислуживать, хотите или нет.

Тут он размахнулся и запустил в стену своими золотыми часами.

— А ну, принесите мне их.