Ричард Фримен - Око Озириса

— Кто этот другой? — спросил Торндайк.

— Ведь есть еще один человек, имеющий отношение к этому делу, не правда ли? Я забыл его имя. Я видел его там, и вид его мне совсем не понравился. Мне кажется, он хочет к чему-то принудить Беллингэма.

— Барклей знает об этом больше, чем говорит, — сказал Джервис — Надо посмотреть в газетах, кто этот незнакомец. — Он взял с полки большую кипу газетных вырезок и разложил их на столе.

— Посмотрим, — сказал он, водя пальцем по указателю. — Торндайк собирает все факты, из которых что-нибудь может выйти. А с этим, я знаю, у него связаны особенно большие ожидания. У него какие-то кровожадные чувства: он надеется, что в один прекрасный день голова пропавшего найдется в чьей-нибудь мусорной яме… Вот, нашел! Имя другого — Хёрст. Он, видимо, двоюродный брат; в его доме в последний раз видели живым исчезнувшего человека.

— Значит, вы думаете, что Хёрст в чем-то здесь замешан? — спросил Торндайк, просмотрев отчет.

— У меня такое впечатление, — возразил я, — хотя, конечно, я ничего не знаю.

— Так вот, — сказал Торндайк, — если вы услышите о том, что делается, и получите разрешение об этом говорить, мне будет очень интересно узнать, как подвигается это дело. И если по какому-нибудь вопросу понадобится мое неофициальное мнение, я не откажусь дать совет, и думаю, что ничего плохого от этого не будет.

— Конечно, ваш совет будет чрезвычайно ценным, если другие заинтересованные лица обратятся к адвокату, — сказал я, а потом, после небольшой паузы, спросил: — Вы много думали над этим делом?

— Нет, — задумчиво ответил он. — Не скажу, что много. Я довольно внимательно изучал его, когда впервые эта заметка появилась в газетах. И с тех пор я иногда думал над ним. Джервис говорил уже вам, что у меня создалась такая привычка: я пользуюсь случайными часами досуга, например, ездой по железной дороге, — для построения различных теорий, способных объяснить какой-нибудь факт в подобного рода таинственных делах, которые мне попадаются под руку.

— Есть у вас какая-нибудь теория, объясняющая факты этого дела? — спросил я.

— Да, у меня есть несколько теорий, — одна из них кажется мне наиболее правдоподобной. И теперь я с большим интересом ожидаю новых фактов, чтобы проверить свои построения.

— Не стоит и пробовать выкачать из него что-нибудь. Он снабжен каким-то информационным клапаном, который открывается только внутрь. Вливать вы можете сколько угодно, но обратного движения не получите.

Торндайк усмехнулся.

— Мой ученый друг в сущности прав, — сказал он. — Видите ли, в любой день ко мне могут обратиться за советом по этому делу, и в таком случае я окажусь в глупейшем положении, если уже заранее выскажу свое мнение во всех подробностях. Но мне хотелось бы знать, что думаете вы и Джервис об этом деле на основании газетных сообщений.

— Ну, вот! — воскликнул Джервис — Что я вам говорил: он хочет высосать наши мозги.

— Что касается моего, — сказал я, — то едва ли высасывание даст хоть что-нибудь, кроме чистого нуля. Поэтому я отказываюсь в вашу пользу. Вы адвокат в полном расцвете своей деятельности, а я ведь только районный врач.

Джервис тщательно набил свою трубку и закурил ее. Затем, выпустив тонкую струйку дыма, сказал:

— Если вы хотите знать, что я думаю об этом деле, я отвечу вам одним словом: ничего! Каждая догадка приводит к тупику.

— Ну, бросьте! — воскликнул Торндайк, — вам просто лень. Барклею хочется видеть вашу судебную проницательность. Ученый адвокат может быть сам в тумане, — это сплошь и рядом с ним бывает, но он никогда прямо не говорит об этом. Он умеет это скрыть под искусным словесным прикрытием. Расскажите нам, по крайней мере, как вы пришли к своему заключению. Покажите нам, что вы действительно взвешивали факты.

— Хорошо, — сказал Джервис — Я дам вам мастерский анализ этого дела, который приводит к такому отчаянному выводу.

Некоторое время он продолжал попыхивать своей трубкой, в легком замешательстве, как мне показалось, и я вполне ему сочувствовал. Наконец, он выпустил маленькое облачко дыма и начал:

— Положение представляется мне таковым: мы имеем дело с неким человеком, которого видели входящим в некий дом; прислуга проводит его в некую комнату и оставляет его там. Никто не видит, чтобы он вышел оттуда, и тем не менее, когда потом вошли в эту комнату, она оказалась пустой. И этого человека никто никогда больше не видел — ни живым, ни мертвым. Начало довольно-таки таинственное.