Ричард Фримен - Око Озириса

— Что за выдумки, Годфри! — послышался ответ, однако не в столь повышенном тоне. Но тут я громко закашлял и двинул стулом. Разговор за дверью продолжался, но разобрать его было уже нельзя.

Затем снова раздался громкий и сердитый голос, говоривший:

— Но я утверждаю, что вы выступаете с обвинениями! Вы намекаете, что я прикончил его.

— Вовсе нет, — послышался ответ — Я повторяю только, что ваше дело установить, что с ним произошло. Ответственность остается на вас.

— На мне! — раздался первый голос — А почему не на вас? Ваше положение, если уж на то пошло, достаточно щекотливое.

— Что?! — прогремел другой. — Вы инсинуируете, будто я убил своего собственного брата?

Во время этого удивительного разговора я стоял сначала неподвижно, не зная, что мне делать, потом, наконец, сел в кресло и заткнул уши. Несколько времени пробыл я в таком положении, когда услыхал, что позади меня затворяется дверь.

Я вскочил и с некоторым смущением обернулся (я знаю, что вид у меня был довольно смешной). Передо мной стояла молодая девушка, высокого роста, очень красивая, вся в темном; рука ее лежала на дверной скобе. Она приветствовала меня холодным поклоном.

— Я должна извиниться перед вами, что заставила вас дожидаться — сказала она. Мне казалось, что в углах ее рта мелькала улыбка, и это напоминало мне неловкое положение, в каком она меня застала.

Я пробормотал, что это не имеет значения, и начал было расспрашивать о больном, как вдруг из соседней комнаты опять послышался голос, выговаривавший с резкой отчетливостью:

— Я говорю вам, что мне нечего делать с такого рода предложением. Черт возьми, — это настоящий заговор и больше ничего!

Мисс Беллингэм — я понял, что это была она — густо покраснела, и сердито сдвинув брови, сделала несколько шагов по направлению к двери. Но оттуда как раз в этот момент выскочил небольшого роста, щеголевато одетый мужчина средних лет.

— Ваш отец, Руфь, — безумец! — воскликнул он. — Самый настоящий безумец! И впредь я отказываюсь вступать с ним в какие бы то ни было сношения.

— Настоящее свидание имело место не по его инициативе, — холодно ответила мисс Беллингэм.

— Да, не по его, — последовала гневная реплика. — Мое великодушие было им не понято. Да что говорить теперь? Я старался сделать все для вас как можно лучше; теперь — я умываю руки. Не трудитесь провожать меня. Я знаю дорогу. Прощайте!

И с натянутым поклоном, бросив беглый взгляд на меня, говоривший выскочил из комнаты, хлопнув за собой дверью.

— Я должна просить прощения за такой необыкновенный прием, — сказала мисс Беллингэм. — Но, я думаю, врачей не легко чем-нибудь удивить. А теперь я проведу вас к вашему пациенту.

Она открыла дверь, и я последовал за ней в соседнюю комнату.

— Вот другой посетитель к вам, — сказала она. — Доктор…

— Барклей — сказал я. — Я заменяю в настоящее время моего друга, доктора Барнарда.

Больной, симпатичной наружности человек, лет пятидесяти пяти, сидел на постели, обложенный грудой подушек. Он протянул мне трясущуюся руку, и во время рукопожатия я обратил внимание, как сильно она дрожала.

— Здравствуйте, сэр, — сказал м-р Беллингэм. — Надеюсь, что доктор Барнард не болен?

— Нет, — отвечал я, — он только отдыхает теперь на Средиземном море.

Мы обменялись еще несколькими словами и любезностями, после чего я приступил к делу.

— Давно ли вы больны? — спросил я.

— Сегодня — неделя, — отвечал он. — Fons et origo mali [1] Источник и начало зла. — кабриолет, опрокинувший меня посреди улицы против здания суда. Виноват в этом я сам, но мне от этого не легче.

— Вы очень ушиблись?

— Нет, не могу сказать; но я все-таки повредил себе при падении колено, испытал и общее сотрясение. Слишком стар я для таких передряг.

— Это со многими случается.

— Верно, но в двадцать лет перенести это легче, чем в пятьдесят пять. Впрочем, колено теперь как будто поправилось — вы сами увидите, что я им двигаю свободно. Самое скверное — это мои проклятые нервы. Я раздражителен, как черт, нервничаю, как кошка, и по ночам не могу спокойно спать.

Я отодвинул его дрожащую руку, которую он протянул мне. Он не походил на пьяницу, но все же!..

— Вы много курите? — дипломатично спросил я.

Он взглянул на меня хитрым взглядом и усмехнулся.

— Вы крайне деликатно подходите к делу, доктор, — сказал он. — Нет, я много не курю. Я вижу, что вы и теперь смотрите на мою дрожащую руку. Но что ж, так и должно быть; я не обижаюсь; доктора на все должны обращать внимание. Впрочем, обычно моя рука и теперь достаточно тверда, если только я не взволнован. Но малейшее возбуждение заставляет ее трястись, как желе. А тот факт, что я только что имел неприятную беседу…