Владимир Голубев: Взрослое лето

— Я боюсь даже думать об этом, чтобы не накликать беду.

— Мама, так жить больше нельзя.

Они смолкли. Алёнку зацепили слова матери. Может, и правда, нечего совать свой нос куда не следует?

Ужинали молча, а когда закипел чайник, Людмила, желая успокоить явно напуганную дочь, сказала:

— Не бойся. Мы с тобой ничего не знаем и никого не обижали, нам нечего бояться, так?

— Как будто так. Но тогда получается: моя хата с краю, ничего не знаю.

— Вроде того… — ответила мама, прищурив голубые глаза.

Рабочая неделя пролетела быстро. Слова мамы попали в точку — Алёнка все дни барахталась по бескрайним просторам своих раздумий и сгрызла все ногти. Она иногда размышляла об отсутствующем родителе и о возможных путях его поиска в этой бескрайней стране. Мила не любила говорить об отце Алёны, с самого её детства уходя от вопросов, почему теперь они и стали ссориться. Но в последние три года на девочку всё больше и больше накатывалась волна неудержимого желания раскатать клубок тайн о своём отце, словно от этого зависела их дальнейшая судьба. Об окутанной вуалью неизвестности смерти дедушки и бабушки Алёна старалась больше не вспоминать.

В пятницу вечером маму из города привёз дядя Дима. Алёнка к её приезду начистила кастрюлю картошки и, когда хлопнула калитка, зажгла конфорку.

— Привет! — сказала растрёпанная после поездки на мотоцикле мама.

— Приветики! — ответила девочка.

— Мила! Куда ставить сумки? — следом забасил дядя Дима.

— Оставляй всё здесь, я сейчас сама разберусь.

Дмитрий распихивает авоськи по стульям и с облегчением плюхается на диван. Нехотя вспоминая о присутствии ребёнка, пыхтит:

— Алена, здравствуй!

— Приветики!

— Как прошла неделя?

Девочка понимала, что вопрос задан скорее из вежливости, чем из любопытства, но вместо того чтобы сразу отшить маминого ухажёра, отчиталась:

— Загорала, купалась в бочке. Потом читала, убиралась в доме, полола грядки, раздёргивала морковь и свёклу.

Нежданно гость поддержал разговор:

— Во, я тоже всё детство зависал в огороде. Смотри: в марте, ещё, блин, снег не сошёл, а мы начинали возить на огород навоз, в конце апреля копали землю под картошку, на майские праздники под лопату сажали. После шла морковка, свёкла, капуста и огурцы. Мы с батей собирали парник, накрывали плёнкой, под помидоры и перцы. В июне косили траву для коровы и овец, сено сушили, потом скирдовали. В июне-июле шли за ягодой, потом копали молодую картошку, обрывали яблоки и так до самых белых мух.

— Тяжёлое было детство у вас, дядя Дима.

— Нет, трудовое. Зато я вырос крепкий и здоровый. А почему? Да потому что поднялся на всём своём, а не на покупном, куда напихали одной отравы. Вот и тебя надо кормить не сникерсами, а картошкой с салом!

— Я сало не люблю, как и сникерсы.

— Подрастёшь, полюбишь.

— Ну, а чипсы-то иногда можно?

— Чуть-чуть, я и сам люблю похрумкать перед телеком.

Дядя Дима рассмеялся и покосился на Людмилу. Лучи заходящего солнца подсвечивали её волосы соломенного цвета, и они привиделись ему вдруг настоящим дорогущим золотом, которое он лицезрел пару раз, но не в поселковом магазине, а в райцентре, в ювелирном с огромными окнами. Хозяйка невозмутимо кухарничала, не обращая внимание на разговоры Димы и дочери.

— Но сало я всё равно не полюблю. Лучше вообще не вырасту.

Дима заулыбался, ему стало неясно, куда может завести невинный разговор с хитрой девчонкой, и он переключился на её мать:

— Мил, даже не представляешь себе, что я видел сегодня в новостях?

— Расскажи.

— Мы, пустобрюхи, за день съедаем столько пищевых добавок, что даже после смерти не разлагаемся! Прикинь, покойники лежат в земле как свежие огурчики! Вот бы посмотреть.

— Что ты несёшь! Глянуть на трупы? Тоже мне фантазёр нашёлся, выискал чем любоваться.

— Извини. Я не хотел.

— Выбрал время о таком говорить! — не унималась Мила.

— Дядя Дима, да вы настоящий маньяк.

— Всё молчу, вам не угодишь.

Гость перестал широко улыбаться, виновато посмотрел на Милу и, ухмыльнувшись уголком рта, добавил:

— Шутка юмора, извиняюсь.

— При ребёнке, пожалуйста, так больше не шути. У неё и так после известных событий психика неустойчивая.

— Ну, извиняй. Сама знаешь, кто в армии служил, тот в цирке не смеётся.

— А вы служили в армии, дядя Дима? — спросила Алёнка.

Гость, увидев, что девочка заинтересовалась его судьбой, заулыбался и важно окинул взглядом хозяек: