Владимир Голубев - Взрослое лето

Возле письменного стола стоял стул, и напротив, около стены, ещё четыре. На стене держалось несколько книжных полок, на них разместились книги, бумаги и какие-то пухлые конверты. Несмотря на приоткрытое окно, в кабинете ощущался неприятный кисловатый запах.

— Здравствуйте, вот и мы, как обещали!

— Здравствуйте, рад видеть! Людмила Александровна, кто это с вами? — он посмотрел на девочку и ещё шире заулыбался. — Ну вымахала за три года-то, прямо невеста!

— Да, ещё та невеста, за швабру прячется, — пояснила мама.

— Ничего, были бы кости, мясо нарастёт. Так, Алена, садись сюда, ко мне поближе, — бесцеремонно предложил следователь, будто знал девчонку с рождения, и пододвинул стул вплотную к своему столу. — Скоро подойдёт педагог, и я тебя допрошу, как положено по закону. А вы, Людмила Александровна, можете погулять с часок, и не переживайте, я не кусаюсь.

— Да я, если честно, не знаю, за кого переживать, — ответила Мила и, выходя, сказала — Алёна, будь умницей, если я задержусь, позвони мне на сотовый.

— Да, мама.

Но то ли запах, то ли весь вид растерзанного кабинета, уставленного коробками, ружьями, россыпями бумаг, стоящими в углу лопатами и ломами, палками, давил на неё, но говорить не хотелось. «Зря приехали, — подумала девочка, — никто меня всерьёз слушать не будет, сама себе напридумывала всяких глупостей в этом проклятом лесу, наверняка из-за одиночества и скуки. Всё понятно только в моих бредовых фантазиях».

— Пока педагог не подошёл, хочу с тобой переговорить с глазу на глаз, без взрослых, как с давней знакомой. Помнишь, я к вам приезжал и в дом и ещё в лесную сторожку? Ты меня и понятых чаем с мятой поила, а?

— Помню. Только жалко.

— Чай жалко?

— Да, нет бабушку и дедушку. Каждый день о них думаю.

— Мне тоже жалко. Я ведь понимаю, как вам с мамой несладко. Но и мне тут непросто, а я почитай каждый день около неё, думаешь весело?

— Около кого? — девочка посмотрела на Михаила Владимировича.

— Около неё самой — смерти! Она забавляется, а мне описывать трупы да экспертизы назначать. После говорю с разными убивцами. Хорошо, если кается и сознаётся, а другой так загнёт, спасая свою жизнь, можно свихнуться вместе с ним.

— Каин тоже не признался.

— Во, ты куда махнула. Но я всегда полагаюсь на раскаяние блудного сына.

— Вы такой храбрый, ничего не боитесь! Вас, наверно, все любят? Я тоже хочу стать следователем.

— Ленка-пенка, фантазёрка с дальнего кордона! Почему нет, в юридическом отучишься и пожалуйста, станешь следаком. Добро пожаловать к убийствам, разбоям, наркотикам, изнасилованиям и взяткам. Вот тогда и испытаешь на своей шкуре, тьфу, коже, море ненависти вместо простого человеческого понимания. Какая любовь, какое уважение? Никому не угодишь. Потерпевшим не по душе отношение к обвиняемому и наоборот: злодей считает, что к нему жестоко и предвзято относятся, а он этого не заслужил. Вот ведь и твоя мама сегодня примется меня расспрашивать — а что сделано по делу, кого подозреваете, почему малого достигли, и так и сяк? А мне, может, захотелось о другом с ней переговорить?

— Да, так, только я за неё, мне скажите об убийстве, — девочка умолкла и, опустив глаза, добавила — У меня тоже есть кое-какие соображения.

— То, что думаешь, — это хорошо, может, подскажешь нам, сирым и убогим. Ну, а у меня, к сожалению, для тебя и мамы нет хороших новостей, всё, как прежде: кто мог совершить преступление и, главное, по какой причине, до сих пор не ясно, оружие не найдено, свидетелей как не было так и нет! Оттого и возобновили уголовное дело, чтобы хоть как-то активизировать следствие.

— Что активи… простите, не пойму?

— Ну, активизировать, стало быть, полицию напрячь — пусть роют землю, новых свидетелей ищут, проверяют на причастность подозреваемых, телефоны прослушивают. Я тоже буду искать новые версии, по-новому встречаться с людьми.

— То есть найдёте?

— Не обещаю, попробуем. А что ты хотела мне рассказать?

— А вы проверяли дядю Диму Прозорова, маминого ухажёра? Бабушка и дедушка были против их брака, хотя он ухаживает за мамой ещё со школы и настойчиво добивается её руки и сердца. Много чего мог натворить обиженный влюблённый, помните Ромео и Джульетта чем завершили свой роман?

— Помню, кажется, оба приняли яд, как-то так звучало, если не ошибаюсь: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте».

— А здесь тоже неразделённые чувства, да и родители против, мешают долгожданному браку троечника-неудачника и круглой отличницы-красавицы, завидной невесты.