Владимир Голубев - Взрослое лето

А с улицы тем временем доносилось: вжик-вжик-вжик, аж мурашки побежали по коже. Девочка, замерла на несколько секунд, но, преодолев страх, всё же выглянула в окно, чтобы выяснить источник ужасающих звуков. Посередине двора, как ни в чем не бывало, охотник бруском точил свой гигантский нож. Алёнка не сводила глаз с преступника. Через пару минут, убедившись, что лезвие острое, Аникин положил саблю на землю и взял в руки длинную палку.

«Ох, мамочка! Ножа ему, бандюге, мало, ещё палку прихватил. Какой-то кровожадный монстр, а не охотник, ему только для полной жути не хватает в лапах бензопилы», — подумала девочка.

Продолжая прятаться от гостя, Алёна на корточках пробралась в свою комнату и схватила сотовый телефон, в нелепой надежде, что произойдёт чудо и, вопреки всем законам физики, в доме появится связь с внешним миром. Но как она ни всматривалась в экран — приём так и не появился. Отбросив бесполезный телефон, Алёнка пошла на кухню. С грохотом открыв ящик стола, выбрала самый большой разделочный нож, а в левую руку взяла крышку от самой огромной кастрюли, в ней когда-то бабушка на праздники варила холодец.

Поразмахивая пару минут ножом и щитом, она немного успокоилась и, стараясь дышать ровно и спокойно, приняла боевую стойку около входной двери, увиденную в кино, словно триста первая спартанка, ожидающая нападения кровожадных персов в далёком-предалёком ущелье. Поднятому над головой ножу следовало опуститься на голову Аникина, а щитом, то есть крышкой, она попробовала бы сбить его с ног, после чего убежать в лес. План казался неплох, только по поводу его реализации имелись большие сомнения. Но Алёнка думала иначе:

— Если он считает — моя песенка спета, то глубоко ошибается! — громко сказала девочка, и после таких слов жить бедному человечеству на Земле стало как-то уверенней, а желание спрятаться под кровать у спасительницы планеты испарилось вместе с утренней росой.

От долгого ожидания пальцы утомились сжимать рукоятку ножа и держать стальную защиту. Но изверг Аникин почему-то в дом не ломился, дверь не вышибал, стёкла не колотил, не было слышно даже его шагов по крыльцу. Тогда, отложив, ввиду ненадобности, в сторону средства самообороны, девочка, время от времени дрожа, выглядывала в окно — теперь охотник мирно держал в правой руке вместо сабли самую обычную косу и надевал на спину рюкзак. Девочка перевела дыхание.

Прошло две-три минуты. За её спиной хлопнула рама и следом задребезжало оконное стекло, звеня и бряцая металлическим голосом. На ставших мгновенно ватных ногах Алёнка едва развернулась на резкие звуки, словно в тумане мелькало искарёженное в безумном гневе лицо охотника, сабля, сапоги, сбитые кулаки. Вновь и вновь — бах, ба-бах! Из-за сквозняка бабахавшая форточка наконец-то закрылась. Фу-ууу, пронесло. Рамы и стекла оказались невредимы.

— Ну, всё, я пошёл! — на прощанье крикнул гость Алёнке. — Немного покошу около вашего дома и махну в тридцать четвёртый квартал, надо запасти сена на всю зиму для оленей и лосей.

— До свидания! Заходите ещё! — крикнула девочка, и калитка стукнула, подтвердив, что охотник покинул поле несостоявшегося боя. Она прислушалась к себе, но колокольчик не зазвонил. — Фу, пронесло! Ну, я и перепугалась, как последняя лохушка. Как я сразу не признала в его руках простой косы? Да, у страха глаза велики!

Девочке немедля приспичило выйти на свежий воздух. Хотелось с головой окунуться в июньское тепло. Вскоре под ногами оказались приятные на ощупь, прогретые солнцем ступеньки, и лёгкий ветерок шумел в кронах берёз. Наугад, найдя под порогом старые сандали, Алёнка обулась и натаскала в бочку воды из колодца для вечернего полива. Прищурившись, долго смотрела на неяркое из-за деревьев солнце и, хлопнув по лбу побежала наливать в блюдечко молоко для ёжика.

В огороде доцветала клубника и кое-где среди зелёных ягод появились первые, слегка побуревшие сердечки. Алёна от радости потирала ладони — значит, скоро придёт сладкая пора и клубники станет так много, что хватит на варенье и на объеденье. А пока приходилось перебиваться кислой чёрной смородиной.

Натянув купальник, девочка улеглась на лавочке, подставив себя мягким лучам солнца, пробивающимся сквозь березовую листву. Непонятный визит охотника с новой силой колыхнул волну мыслей о недавней семейной трагедии, не дававшей покоя. Заныло под ложечкой. Неужели этот пожилой охотник — убийца? Зачем он припёрся сюда, да ещё днём, прекрасно понимая, что мама на работе и я в доме одна? А может, взаправду вынюхивает, какая ситуация в семье потерпевших? Похоже, всё к одному — Аникин смахивает на заправского убийцу, такой у него взгляд кровопийцы, а потом если он может застрелить кабана или огромного лося, то и человека-то ему прикончить элементарно, раз-два! Может, охотился на косуль или оленей, а дедушка его за этим занятием и застукал. А он обоих убил, и дело шито-крыто, какие свидетели в лесу? Точно! Зачем приезжему убивать бабушку? Да она — божий одуванчик, училка по литературе. Для неё Пушкин и Бродский дороже золота! За непочтительное отношение к Лермонтову могла любимой дочери или внучке поддать веником. Да, теперь все сходится! Оказывается, как всё просто! Неужели я нашла преступника? Но нужны, как они называются в детективах, эти самые — улики. Ну, Аникин держись, я их скоро разыщу, и тебя ждёт заслуженная кара.