– Почему не указан в сводке? – резко прервал его Смолин, привыкший к четкому исполнению инструкций и не терпящий их нарушения. И отнюдь не из-за своей закостенелости, а исключительно ввиду боязни упустить что-то важное.
– Да, так звонивший не велел… – замялся офицер.
– Вы в своем уме? – удивился Смолин. – Что значит не велел? Кто-то из старших по званию звонил?
– Никак нет, товарищ майор. Бабка звонила, старая совсем, судя по голосу…
Смолина начинал выводить из себя этот разговор:
– Это бабка вам, товарищ офицер, не велела, как вы выражаетесь, передать о ее звонке начальству?
– Так и есть, товарищ Смолин, – бабка.
Дежурный офицер вперся взглядом в свои начищенные сапоги и не глядя Смолину в глаза продолжил:
– Понимаете, товарищ майор, она сказала, что если передам, то мне на этом свете не жить. Так и сказала.
– Мне кажется, ваше место не в органах внутренних дел, а… – Смолин запнулся, – …даже не знаю где. Докладывайте или вам, и правда, не жить на этом свете. Под трибунал в два счета пойдете.
– Не могу я, товарищ майор…хотя, теперь-то уж терять нечего, – он обреченно махнул рукой. – Бабка та была из 'Трехкружия'…
Смолина как током ударило.
– Вы уверены?
– Полностью. Она сама сказала.
– Да мало ли что она сказала!- вскрикнул Смолин. – Кто угодно может позвонить и сказать!
– Она фамилии назвала. Все.
– Какие фамилии?
– Арестованных. Из 'Трехкружия'.
Смолин строго посмотрел на дежурного:
– Товарищ Потапов, фамилии эти в газете 'Правда' напечатаны были.
Тут Смолин понял, что фамилии эти фигурировали в газете, само собой, в контексте совсем другого дела, сфабрикованного для прикрытия операции 'Трехкружие'.
Советскому народу совсем не обязательно было знать, что органы государственной безопасности ведут активную борьбу с оккультным подпольем – для них это была очередная организация 'проклятых уклонистов от генерального курса партии', замышлявших злодеяния против советской власти. Но, поразмыслив, Смолин пришел к выводу, что это ровным счетом ничего не значит, так как звонившая вполне могла быть близка с кем-то из арестованных и догадываться (если не знать точно) об истинных причинах ареста этих людей.
– Это не все. Она мне назвала точную дату расстрела, и время, и порядок, в котором мы их…того.
– Вы уверены?
– Так точно, товарищ майор.
– Докладывайте дальше, – потребовал озадаченный Смолин.
– Она сказала, что 'Трехкружие' существует и не в наших силах его уничтожить.
Сказала, что звонит, чтобы я знал об этом, потому что людей этих арестовывал и на расстрел самолично водил. И еще сказал, что мне с этим жить, и знать о звонке только мне, а если кому скажу, то смерть мне гарантирована.
– Выходит, выбрала в качестве объекта мести, – задумчиво произнес Смолин.
– Получается. – Потапов горестно вздохнул, тем не менее, продолжая абсолютно не понимать все происходящее.
Смолину приходилось и читать о подобном, да и сталкиваться на практике. Уж сколько проклятий он выслушал в свой адрес от тех, кого лично приходил арестовывать, от тех, кого допрашивал. Он смотрел на Потапова, и теперь ему было жалко этого простого деревенского парня, попавшего после армии на службу в органы. Смолин прекрасно понимал, что сейчас испытывает его подчиненный, выросший на деревенских сказках и суевериях. Но майор знал, что жалость – пагубное чувство в их деле. А потому вслух он сказал:
– Надеюсь, товарищ Потапов, вы не приняли угрозы какой-то полоумной старухи близко к сердцу?
– Нет, конечно, товарищ майор, – попытался бодриться Потапов, хотя весь его вид говорил о животном страхе, граничащем с пониманием безысходности положения, в которое он попал.
– Вы свободны, товарищ Потапов. Можете идти домой. Отдыхайте.
– Есть, товарищ майор.
Потапов отдал честь и с опущенными плечами вышел из кабинета. Как только дверь за ним закрылась, Смолин поднял телефонную трубку:
– Глеб, зайди, есть разговор.
Локиев появился в кабинете через несколько минут, устроился на небольшом диванчике, стоявшем в углу кабинета и, закурив, выслушал рассказ Смолина.
– Что думаешь? – спросил Смолин, закончив.
– Пока не знаю, – честно признался Локиев. – Если откровенно, то в голове пока крутится только один вариант. Ты знаешь, я не верю во всю эту чертовщину, в эти проклятия, так что нахожу лишь одно объяснение информированности старухи: кто-то выносит сор из избы.
– Хочешь сказать, у нас утечка?
Читать дальше