Антон Шаффер - Круги на воде

Открыть стальную дверь, защищавшую вход в его квартиру возможности никакой не представлялось. Однажды Олег уже терял ключи, но тогда не помог даже пришедший из ЖЭКа подвыпивший мужичок, который долго копался сначала в замке, потом приспосабливал специальный ломик то так, то этак. Но все было напрасно. Дверь стояла насмерть.

– МЧС надо вызывать, – развел тогда руками мужчина.

Прибывшие спасатели вскрыли дверь какими-то неимоверными усилиями, применив при этом целый арсенал инструментов. Дверь при этом совсем не пострадала, но вот замок пришлось менять. С тех пор Олег относился к ключам настолько бережно, насколько это вообще было возможно. И вот они снова пропали…

Где-то посреди своих поисков Олег понял, что раздражало его психику кроме пропажи – он опять слышал этот странный монотонный стук, который, казалось, раздавался со всех сторон сразу.

– Совсем, суки, оборзели, – выругался он в сердцах. – Приеду – милицию натравлю!

Поняв, что ключи, если они где-то и лежат, найти уже точно не удастся, ввиду того бардака, который он сам же устроил потроша всю вокруг, пленник пришел к единственно возможному в той ситуации выводу – если нельзя выйти через дверь, можно сделать это через окно. Подскочив к подоконнику, Олег дернул раму, и свежий ночной воздух ударил ему в лицо. Вдохнув полной грудью, он перекинул сумку через голову, чтобы он не соскочила во время спуска, и забрался на подоконник. Вниз смотреть было не то чтобы страшно, но немного неприятно – хотя этаж был всего-навсего третий, высота потолков в дореволюционном доме давала о себе знать. В данном случае третий этаж вполне соответствовал пятому в панельной пятиэтажке.

Подумав об этом, Олег почувствовал неприятный холодок в груди – он вспомнил странный сон, который видел накануне. К слову, найти объяснение всему произошедшему с ним он так и не смог. Посидев и подумав, он пришел к выводу, что скорее всего получил солнечный удар, а потому и не помнил как попал домой. Все же остальное было самым обычным бредом, продиктованным погружением в написание нового романа. Олег читал, что такое бывало у многих писателей, которые и по ночам не могли уйти от создаваемого ими произведения. Да что там писатели!

Менделееву его таблица а во сне явилась! Одним словом, объяснить все было возможно вполне разумно.

Посмотрев вниз, Олег почему-то вспомнил прочитанный им не так давно роман Полякова 'Замыслил я побег…', в котором главный герой ('ах вот в чем дело – улыбнулся Олег про себя'), которого тоже звали Олегом, в финальной сцене то ли срывается с балкона своей многоэтажки, то ли все же спасается, вытянутый женой и любовницей. Отогнав от себя черные мысли, Олег осмотрел прилегающие к окну стены, в поисках выступов и всевозможных выпуклостей, за которые можно было бы зацепиться. Всякой лепнины и прочих элементов декора на стенах дома хватало – и это уже было хорошо. Отбросив с ходу вариант с водосточной трубой, ввиду ее обветшалости, писатель, стоя на коленях, повернулся лицом к комнате и уже собирался опустить в темноту ночи первую ногу, как понял, что забыл погасить свет. Чертыхаясь, Олег перекрутился обратно, слез с подоконника и устремился к выключателю. Погасив свет, он снова направился к окну. Комната в темноте выглядела жутковото… Тюль развивалась от легкого ветерка, а главное не прекращался стук, о котором Олег на время подзабыл. Но сейчас Олега это волновало меньше всего – главное был дед и его странный звонок, а потому, Олег вновь забрался на подоконник и начал спускаться вниз…

– Наталья Сергеевна скончалась. – Новиков сделал шаг назад, чтобы пропустить гостя в квартиру.

Смолин сначала не понял, а потом в бессилии прислонился к дверному косяку, закрыв глаза.

– Когда?

– Два часа назад. Остановилось сердце. Но это еще не все.

– Что еще? – Смолин открыл глаза.

– Пропала книга.

– Книга? Какая книга? – Смолин удивленно смотрел на Новикова, не совсем понимая, как тот в такой момент может говорить о пропаже какой-то книги.

– Та самая, которую я вам показал в тысяча девятьсот тридцатом. Помните?

Смолину показалось, что говоря это, Новиков побледнел еще больше. И, действительно, Илья Ильич выглядел ужасно. Чисто внешне придраться было абсолютно не чему – Новиков, как обычно, был одет с иголочки: хорошо сшитый костюм и до блеска начищенные ботинки придавали его облику респектабельный вид, который так хорошо запомнился Смолину с первого дня их знакомства в убогом бараке на окраине Ленинграда. Но глаза Новика сейчас лихорадочно горели, а кожа имела тот оттенок, который имеет кожа людей, либо тяжело больных, либо вообще отошедших уже от земных сует. Пожимая руку Новикова, Смолин отметил, что ладони помощника Львовой были влажными, будто руки он только что вытащил из ведра воды, забыв их вытереть.