Илья Деревянко - Подставленный

Николай Осипенко, школьный приятель Сергея, чрезмерно любил выпить, правда, при этом ухитрялся не спиться и не деградировать. Время от времени Николай уходил в штопор. Пил неделю подряд, с удовольствием угощая всех знакомых. Затем, когда организм решительно отказывался принимать спиртное, Осипенко с трудом приходил в себя, испытывая при этом невероятные мучения. Помимо похмельного синдрома, у него подскакивало давление, болело сердце, тошнило от любого запаха, особенно от запаха собственного тела.

Николай каялся, проклиная свою дурость, а также все на свете винодельные заводы, и абсолютно искренне зарекался завязать. Очухавшись и придя в норму, он решительно брался за работу, о которой предпочитал не распространяться. Потрудившись пару недель, подзаработав денег и забыв о былых мучениях, он снова уходил в запой. К моменту приезда Сергея Николай находился на стадии выхода, причем самой крутой — первый день. Он проковылял к двери, непрерывно подтягивая сползающие штаны (похудел, бедолага, от пьянства), отворил дверь и, услышав просьбу пожить некоторое время у него, даже обрадовался, насколько, конечно, это позволяло его состояние. Жена уехала погостить к теще, а Николаю в период «болезни» непременно требовался сочувствующий слушатель, которому можно поплакаться в жилетку и поклясться бросить пить.

— Заходи, располагайся, будь как дома, — простонал Осипенко, плетясь обратно в комнату. Выглядел он ужасно. Красное распухшее лицо заросло недельной щетиной, глаза заплыли, сделавшись узкими, как у монголоида, дыхание с хрипом вырывалось из груди, а руки тряслись.

— Неприятности? Потом расскажешь. Помогу, чем смогу, — произнес Осипенко голосом умирающего лебедя и едва слышно добавил: — Скажи лучше, ты после запоя так же мучаешься?!

— Естественно, — тоном знатока ответил Сергей. — Бывает даже хуже!

— Да?! — в глазах приятеля затеплились признаки жизни. — Не врешь?

— Обижаешь! — искренне возмутился Соловьев.

— А как ты лечишься?

— Главное, выгнать шлаки и очистить кровь, — авторитетно заявил Сергей. — Соки, молоко, побольше холодной воды. Если сильно мучает давление, прими клофелин, а от сердца лучше всего валокордин. Хорошо также ноги попарить, оттянуть кровь от головы!

Подобным образом они беседовали до глубокой ночи. Наконец Сергей отрубился. Ему опять снились кошмары. Привиделось Соловьеву, будто находится он у себя дома, бесцельно бродит взад-вперед по пустой квартире. Вокруг не слышно ни звука, ни шороха, даже старые рассохшиеся половицы не скрипят. Внезапно он ощущает поблизости чье-то невидимое, злое присутствие. Сергея опутывает липкий страх. Рядом прямо из воздуха появляется секретарша Шабанова — Галя, с растрепанными волосами и в одном купальнике.

— Хочешь сексу, дружок? — саркастически спрашивает девушка. — Ведь мне так нравится быть послушной игрушкой в чужих руках, спать с кем попало!

Произнеся эти слова, она извлекает из воздуха огромные овечьи ножницы и приближается к Соловьеву с явным намерением кастрировать.

— А-а-а-а! — в ужасе вопит Сергей, пытается бежать, но в ноги намертво вцепился окровавленный мастер мебельного цеха.

— Не любишь, да?! — хрипит он разбитым ртом. — Шавка! Барский холуй!

Из кухни неторопливо, пузом вперед, выплывает Николай Васильевич.

— К ноге! — рявкает коммерсант, Сергей послушно семенит на четвереньках и вопросительно смотрит снизу вверх на хозяина, ожидая подачки. — Ты мне надоел! — неожиданно заявляет Шабанов. — Отведу на живодерню!

На этом, по счастью, кошмар оканчивается. Сергей проснулся в холодном поту. Некоторое время он тяжело дышал, глядя в покрытый лепными узорами потолок. За окном брезжил серенький рассвет.

— Ты чего так орал? — поинтересовался Осипенко.

— Всякая гадость снилась.

— Мне тоже, — оживился приятель. — Едва закрою глаза, вижу чертей, до того пакостные рожи, не приведи Господи!

— На кого они похожи? — без всякого интереса спросил Сергей.

— На людей, только ужасно уродливых! Вроде злых карикатур.

Пару минут оба молчали.

— Поищи клофелин, — нарушил тишину Николай. — Башка разрывается!

Спустя целую вечность наступило утро. Совершив над собой героическое усилие, Осипенко побрился, помылся и стал немного похож на человека. Весь день он пил соки, сосал валидол и к вечеру более-менее оклемался.

— Завтра смогу есть твердую пищу! — радостно сообщил Николай, наполняя водой чайник. — Присаживайся, закуривай! Попьем чайку да потолкуем о твоих делах.