Хеннинг Манкелль - Человек, который улыбался

– Валландер из истадской полиции! – крикнул он. – Необходимо остановить самолет. «Гольфстрим» Альфреда Хардерберга. Это срочно, черт подери!

– Только не стреляйте! – побелевшими губами пролепетал полицейский.

– Ты что, охренел? Я же сам полицейский. Ты что, не слышишь, что я тебе говорю?

– Не стреляйте, – еле слышно повторил тот и потерял сознание.

Валландер ошарашенно смотрел на лежавшего у его ног человека. Придя в себя, он начал колотить в дверь. Анн Бритт отстранила его.

– Давай я попробую.

Он огляделся, ища глазами Альфреда Хардерберга. В зале его не было. Он подбежал к большому окну, выходящему на летное поле.

И тут он его увидел.

Хардерберг поднимался по трапу в самолет. Вступил на последнюю ступеньку, пригнулся и вошел внутрь. Заскользила, закрываясь, блестящая дверь.

– Мы не успеем! – заорал он.

Он выскочил из здания вокзала и увидел, что служебная машина едет к воротам. Из последних сил он догнал ее и успел проскользнуть на летное поле до того, как ворота успели закрыться. Он беспомощно развел руками и огляделся. «Гольфстрим» тронулся с места и медленно поехал к взлетной полосе. Ему оставалось всего несколько сот метров. Потом он развернется, получит «добро» и взлетит.

Взгляд Валландера упал на небольшой трактор. Он забрался в кабину, запустил мотор и поехал к взлетной полосе. Посмотрел в зеркало и увидел, что за ним тянется длинный хвост из тележек для перевозки багажа. Но останавливаться и отцеплять их было некогда. «Гольфстрим» уже выруливал на старт. Он жал на газ изо всех сил.

Тележки за ним начали переворачиваться, когда он, чтобы сократить путь, поехал напрямую через зеленый газон между полосами.

Наконец он оказался на взлетной полосе. Тормозные следы садящихся самолетов оставили на ней длинные угольно-черные полосы. Он гнал прямо к «Гольфстриму», нос которого был направлен прямо на него. Когда ему оставалось метров двести, самолет начал двигаться, но он уже понимал, что успел. Самолет не сможет набрать нужную скорость. Они вынуждены будут остановиться, чтобы не столкнуться с трактором.

Он хотел затормозить, но вдруг понял, что не знает, как это сделать. Он давил на все педали и жал на все кнопки, но трактор продолжал двигаться, приближаясь к самолету. Скорость была невелика, но все же достаточная, чтобы расквасить нос «Гольфстриму». Валландер спрыгнул с трактора. Тележки, многие из которых опрокинулись, тащились за трактором.

Пилот выключил двигатели, опасаясь пожара. Валландер, стукнувшийся обо что-то во время прыжка, с трудом поднялся с земли. Кровь заливала ему глаза, и он видел все происходящее как в тумане. Зачем-то, он сам не мог объяснить – зачем, он все еще сжимал в руке пистолет.

Дверца самолета открылась, на землю спустился трап. Позади себя Валландер услышал нарастающий вой полицейских сирен.

Он ждал.

Альфред Хардерберг спустился по трапу и остановился на бетонной полосе.

Что-то в нем изменилось.

Сначала Валландер не мог сообразить, что именно, но потом понял.

Улыбка исчезла.

Анн Бритт выпрыгнула из первой же подъехавшей машины. Валландер пытался вытереть кровь с глаз краем порванной рубашки.

– Ты ранен? – спросила она.

Он молча покачал головой. В момент прыжка он сильно прикусил язык, поэтому ему было трудно говорить.

– Теперь, может быть, ты позвонишь Бьорку?

Он посмотрел на нее долгим взглядом:

– Нет. Бьорку позвонишь ты. И Хардербергом займешься тоже ты, – сказал он и пошел прочь.

– Куда ты? – крикнула она вслед.

– Поеду домой и лягу. Я очень устал, и мне очень тошно. Несмотря на то, что все кончилось хорошо.

В его голосе было что-то, что заставило ее воздержаться от дальнейших расспросов.

Он медленно шагал по летному полю, и никому даже в голову не пришло его остановить.

Утром во вторник 23 декабря Валландер направился на Эстерпортторг и, стесняясь, купил елку. Никаких шансов на снег к Рождеству 1993 года в Сконе не было – стоял густой туман. Он долго ходил в нерешительности и выбрал в конце концов совсем маленькую елочку, чтобы ее можно было поставить на стол. Вернувшись домой, он долго и безуспешно искал подставку – помнилось, была где-то, но он перерыл весь дом и так и не нашел. Видимо, исчезла в суете дележа имущества после развода с Моной. Потом он сел за стол и составил список покупок. Последние годы жизнь его была настолько сумбурной и аскетичной, что в доме почти ничего не было. Список занял целую страницу в большом блокноте. Перевернув лист, он вдруг увидел, что там уже есть запись. Всего одно имя.