Фридрих Дюрренматт - Судья и палач

- Разумеется, я навел справки о Гастмане, - сказал он, - и теперь я знаю о нем достаточно, чтобы с уверенностью сказать: заподозрить его в убийстве совершенно невозможно.

- Конечно, - сказал старик. Лутц, получивший некоторые сведения из Биля, разыгрывал из себя осведомленного человека.

- Он родился в местечке Покау в Саксонии, сын крупного торговца кожевенными товарами; сначала был аргентинским подданным и послом этой страны в Китае - должно быть, он в молодости эмигрировал в Южную Америку, - питом французским подданным; много путешествовал. Кавалер ордена Почетного легиона, известен своими трудами по биологии. Примечателен для его характеристики тот факт, что он отказался от избрания во Французскую академию. Это мне импонирует.

- Интересный штрих, - сказал Берлах.

- Справки о двух его слугах еще наводятся. У них французские паспорта, но похоже на то, что родом они из Эмменталя. Он позволил себе с ними злую шутку на похоронах.

- Шутить - это, кажется, в манере Гастмана, - сказал старик.

- Ему неприятно убийство собаки. Но для нас больше всего дело Шмида неприятно.

Мы предстаем тут в совершенно неверном свете. Просто счастье, что я на дружеской ноге с фон Швенди. Гастман светский человек и пользуется полным доверием швейцарских предпринимателей.

- В таком случае он человек надежный, - заметил Берлах.

- Его личность вне всякого подозрения.

- Безусловно, - кивнул старик.

- К сожалению, этого теперь нельзя сказать о Шмиде, - заключил Лутц и велел соединить себя с федеральной палатой.

Когда он ждал соединения, комиссар, уже направившийся к выходу, вдруг сказал:

- Я вынужден просить вас, господин доктор, о недельном отпуске по болезни.

- Хорошо, - ответил Лутц, прикрывая трубку рукой, так как его уже соединили, - с понедельника можете не приходить.

В кабинете Берлаха ожидал Чанц, поднявшийся при его появлении. Он старался казаться спокойным, но комиссар видел, что полицейский нервничает.

- Поедем к Гастману, - сказал Чанц, - время не терпит.

- К писателю, - ответил старик и надел пальто.

- Обходные пути, все это обходные пути, - негодовал Чанц, спускаясь следом за Берлахом по лестнице.

Комиссар остановился у выхода:

- Это же синий "мерседес" Шмида. Чанц ответил, что купил его в рассрочку, кому-то машина ведь должна принадлежать,-и отворил дверцу.

Берлах уселся рядом с ним, и Чанц поехал через вокзальную площадь в сторону Вефлеема. Берлах проворчал:

- Ты снова едешь через Инс.

- Я люблю эту дорогу.

Берлах смотрел на чисто умытые поля. Все кругом было залито ровным спокойным светом. Теплое, нежное солнце висело в небе, уже склоняясь к вечеру. Оба молчали.

И только раз, между Керцерсом и Мюнчемиром, Чанц спросил:

- Фрау Шенлер сказала мне, что вы взяли из комнаты Шмида папку.

- Ничего служебного, Чанц, чисто личные бумаги.

Чанц ничего не ответил, ни о чем не спросил больше; Берлах постучал по спидометру, показывающему сто двадцать пять километров.

- Не так быстро, Чанц, не так быстро. Дело не в том, что я боюсь, но мой желудок не в порядке. Я старый человек.

* * * Писатель принял их в своем кабинете. Это было старое низкое помещение, при входе в которое им пришлось нагнуться, как под ярмом. Снаружи вслед им продолжала лаять маленькая белая собачонка с черной мордой, где-то в доме плакал ребенок.

Писатель сидел у готического окна, одетый в комбинезон и коричневую кожаную куртку. Он повернулся на стуле к входившим, не вставая из-за письменного стола, заваленного бумагами. Он не приподнялся, еле кивнул и лишь осведомился, чтополиции угодно от него. Он невежлив, подумал Берлах, он не любит полицейских; писатели никогда не любили полицейских. Старик решил быть начеку, Чанц тоже был не в восторге от такого приема. Ни в коем случае не дать ему возможности наблюдать за нами, иначе мы попадем еще в книгу,-вот примерно о чем подумали оба. Но когда они по знаку писателя уселись в мягкие кресла, они с изумлением заметили, что сидят в свете небольшого окна, в то время как лицо писателя с трудом можно было различить в этой низкой зеленой комнате, среди массы книг-так коварно слепил их свет.

- Мы пришли по делу Шмида,-начал старик,- которого убили на дороге в Тванн.

- Знаю. По делу доктора Прантля, который шпионил за Гастманом, ответила темная масса, сидящая между окном и ими. - Гастман рассказывал мне об этом. - На мгновение лицо его осветилось-он закурил сигарету. Они успели еще заметить, как лицо его искривилось в ухмылке: - Вам нужно мое алиби?