Даниэль Клугер - Четвертая жертва сирени

— Помилуй, любезный, здесь не так уж и далеко! — возмутился я. — Баржу нанять и то дешевле выйдет. Красная цена — двугривенный.

— Полтинник, однако, — повторил извозчик, даже бровью не поведя.

Я хотел было вылезти из этой пролетки и, презрев гармонию черного и красного, сесть в другую, однако Владимир подал мне успокаивающий знак рукой.

— Получишь целковый, если подождешь нас у мельницы, а потом отвезешь на Почтовую, — сказал он извозчику.

Тот не произнес ни слова, даже не кивнул, а лишь щелкнул кнутом, и мы покатили. Я удивленно посмотрел на молодого Ульянова, но он лишь значительно качнул головой с видом человека, который видит больше, чем говорит, а говорит меньше, чем думает.

Паровая мельница Башкирова — а точнее, если судить по вывеске, мельница торгового дома «Н. Е. Башкиров с с-ми» — высилась на углу Преображенской и Старо-Самарской улиц. Именно что высилась: это было громадное четырехэтажное кирпичное здание, из которого доносились механические звуки — железное чувыканье и утробное пыхтение, — достоверно говорившие о том, что перемол зерна здесь не прекращался ни на минуту.

Выйдя из пролетки на дощатый тротуар, мы задрали головы, осматривая гигантское строение. Вообще говоря, мельницами Самару не удивишь. Хлебная торговля — главная специальность этого славного города, ветряных мельниц повсюду множество, у Оренбургского тракта их просто целый лес, а последние годы к ним добавляются и паровые. Однако Башкирову и сыновьям надо отдать должное — они построили целый мукомольный завод, даже, можно сказать, мельничный поселок. В нескольких соседних домах можно было распознать общежития для рабочих, по обе стороны улицы, круто спускавшейся к близкой волжской пристани, располагались внушительные склады, поодаль виднелся утопающий в саду особняк — надо полагать, жительство хозяев.

— Да, Володя, вы были правы, — сокрушенно сказал я. — Найти здесь девицу Анисимову не то чтобы затруднительно, а просто-таки невозможно.

— Прежде всего, Николай Афанасьевич, надобно определить контору. Там и поймем, что возможно, а что невозможно, — ответил Владимир.

Казалось, он давно уже составил программу действий и теперь только следовал ей, не отступая в сторону. «Эх, как бы и мне такую уверенность!» — печально подумал я.

Контору от мельницы мы нашли почти сразу — она располагалась все по той же Преображенской улице в одноэтажном зеленом деревянном доме под двускатной крышей.

Владимир первым вошел внутрь, я за ним.

Дверь вела в сени, а от сеней шел коридор, по обе стороны которого были открытые двери в комнаты.

На стене коридора висел лист бумаги, обрамленный деревянным окладом, вверху которого было написано: «Устав обязанностей и прав рабочих паровой мельницы». Далее шел текст, весьма заинтересовавший меня — человека, далекого от современных производств:

«Заработанные деньги выдаются 2 и 17 числа каждого месяца.

Рабочий может пользоваться квартирой, баней, харчами.

Обязанности:

1. Если по вине помощника машиниста произойдет нагревание подшипников в машинном отделении — штраф 50 копеек.

2. За неправильную работу форсунок кочегар штрафуется на 30 копеек.

3. За небрежное выполнение своих обязанностей дневальных, поручение другим рабочим надевать приводные ремни на шкиве — 50 копеек.

4. За прогул по уважительной причине взыскание не налагается, за прогул без причин — штраф в размере дневного заработка за каждый день.

5. За несвоевременную явку на работу и за самовольную отлучку с работы до 30 минут — штраф 1/5 дневного заработка, свыше 30 минут — 1/2 дневного заработка.

6. За несоблюдение осторожности с огнем — штраф в первый раз — 1/2 дневного заработка…»

Я не успел прочитать далее, потому что Владимир дернул меня за рукав, одновременно ткнув пальцем в пятый пункт:

— Видите, Николай Афанасьевич, дело не в том, чтобы найти Прасковью Анисимову — это, я думаю, нам удастся, — а в том, чтобы не навлечь на нее хозяйский гнев, имеющий вполне экономический характер. Отлучится она даже для короткого разговора с нами, и — schwupp! [34] Schwupp (нем.) — здесь: «раз!». — пожалуйте платить штраф, пятую часть дневного заработка.

Мы заглянули в первое помещение по правую руку от нас. За деревянными столами там сидели четыре человека, одетые совершенно одинаково — в светлые рубахи и бархатные жилеты, и работали с бумагами. Один перекладывал листы из одной толстой стопки в другую, что-то черкая на каждом; другой внимательно просматривал какие-то столбцы цифр; еще двое старательно писали перьями в толстых книгах — видимо, бухгалтерских, время от время щелкая костяшками счетов.