Даниэль Клугер - Четвертая жертва сирени

— Эх, Володя, да кабы так! — в свою очередь воскликнул я, чувствуя, что не могу более сдерживать царившее в душе моей отчаяние. — Кабы то было… как вы сказали?… да, некое там цузамментреффен, то его можно было бы и распутать. Так ведь нет! Сам я, собственными глазами читал в предписании — принять меры к аресту и препровождению в распоряжение Самарского полицейского управления Елены Николаевой Пересветовой, в девичестве Ильиной. И далее — что, мол, означенная Елена Пересветова разыскивается по подозрению в совершении убийства…

— Черт знает что… — повторил Владимир все так же расстроенно, но тоном ниже. — И кого же, как они полагают, ваша дочь… хм… убила? — Он негодующе фыркнул. — Кого?

— Этого я не знаю, — ответил я с глубоким вздохом. — Но только, как правильно сказал Никифоров… Помните, небось, Егора Тимофеевича, урядника нашего? Так вот, как верно он заметил: коли прислали из Самары предписание в Казань, оттуда в Лаишев, а из Лаишева в Кокушкино, значит, с самой Аленушкой и впрямь что-то случилось! Выходит, пропала она, Володя, пропала! Иначе не искали бы, а сами здесь, в Самаре, и арестовали бы ее, не дай Бог.

— Так-так… — пробормотал Ульянов, наморщив лоб. — Так-так-так… — Эти «так-таки» были у Владимира излюбленными словечками с давних, еще гимназических времен. Очень он любил «так-такать», размышляя. — А расскажите-ка мне, Николай Афанасьевич, о том, как вообще протекала жизнь вашей дочери здесь, в Самаре. Тому ведь, если не ошибаюсь, уж больше года?

Я сконфузился. Только и выдавил, что, мол, почти два. А сконфузился потому, что вдруг понял: ничегошеньки я не знаю о жизни моей единородной дочери в эти последние два года. Я что-то промямлил насчет ее службы в книжной лавке, что-то проронил насчет положения мужа-инженера… Да и замолчал потерянно. Нечего было мне более рассказывать, вот нечего так и нечего. Ах, стыд какой! И называется еще — любящий отец. Как там говорил Владимир? Да уж, вот оно, das vа(terliche Gefu(hl…

Владимир, впрочем, не настаивал. Подождал немного, определил, что я ничего не смогу рассказать без его помощи, и задал следующий вопрос:

— Известны ли вам, Николай Афанасьевич, друзья Елены Николаевны? Подруги? Может быть, о ком-либо из них она вам сообщала в письмах?

— Ни о ком не сообщала! — нервнически ответил я. — Вот, правда, видел я некоторых на свадьбе. Даже говорил с ними — ну, как обычно за столом-то говорят, однако же… — Я развел руками. — Нет, ничего о них не знаю. — Я задумался, даже на мгновение зажмурился крепко. — Одну знакомую, на свадьбе она была подружкой, звали вроде бы Анастасия. Да, точно, Анастасия, вот только отчества не помню. Ровесница Аленушки, думаю. И с нею был молодой человек, по имени… Григорий. Несомненно, Григорий. А по отчеству, кажется, Васильевич. Да, Васильевич. С ним я даже немного поспорил — о нынешней молодежи, о свободе нравов, а если говорить начистоту, то не столько о свободе, сколько о распущенности современных нравов. По-моему, Григорий Васильевич родом откуда-то из Малороссии, уж больно мягкий у него выговор… Вот и все, пожалуй. Ах, нет, помню еще одно имя — Зундель. Редкое имя, смешное, потому и осталось в памяти. Кто-то из гостей, а кто, откуда — поди знай… — Я замолчал.

— Так-так-так… — снова произнес Владимир. Улыбнулся ободряющей улыбкою и сказал: — Ну вот, кое-что есть. Попробуем поискать Анастасию и этого малороссийского Григория. А также человека с редкостным именем Зундель. Очень хорошо! — Он взглянул на стенные часы, которые показывали уже четверть второго, и сообщил нарочито оживленным тоном: — Обедаем мы в два часа. Ну да, по всей видимости, придется нам нынче с обедом как-нибудь иначе разобраться. Давайте-ка навестим господина… как, говорите, зовут мужа Елены Николаевны?

— Пересветов, — ответил я. — Пересветов Евгений Александрович, коллежский секретарь. Инженер, служит на железной дороге.

— Да-да, Пересветов. Вот мы и посетим отделение Самара-Уфимской железной дороги. Это ведь совсем недалеко, по Алексеевской, а еще лучше по Москательной прямо до Вокзальной площади. Быстро пешком дойдем. Встретимся с господином Пересветовым, послушаем его. А потом снова съездим к Хардину. Попросим навести справки — уж у него связи в суде и полиции куда как крепкие.

Когда мы направились к двери, в гостиную из своей комнаты выглянула Анна Ильинична.

— Уходите? — спросила она озабоченно. — Я думала, мы вместе пообедаем и поговорим обо всем. Право, очень жаль!