Анатолий Дроздов: Месть колдуна

– Я скоро.

Она глядела на меня испуганно.

– Шампанское… – успокаивающе улыбнулся я.

В баре я торопливо купил красную пачку "мальборо", с наслаждением сорвал с нее целлофановую обертку. В туалете стрельнул огоньку у какого-то подгулявшего китайца или монгола – тот только дружелюбно осклабился на просьбу. С наслаждением глотая горький дым, я несколько минут разглядывал свое изображение в зеркале. На меня устало смотрел высокий, плечистый мужик, пожалуй, уже грузноватый. Высокий лоб, большие залысины, обильные седые ворсинки в жестком "ежике". "Старый сатир…" Неужели ради такого стоило лететь за две с половиной тысячи километров?.. Если хорошо подумать, то глубоко наплевать, по какой причине она оказалась тогда в квартире хозяина "Гранд-отеля". "Вдов утешают в постели." Вдовцов – тоже. И утешительниц таких у меня нашлось выше крыши…

Две большие черные тени нарисовались за моей спиной. Я развернулся заученно-резко – сработали рефлексы, доведенные до автоматизма в армии. Однако двое в черных костюмах и ослепительно белых рубашках с темными галстуками не выказали враждебности. Тот, что был слева от меня, худощавый, со впавшими щеками, спросил тихо:

– Викентий Иванович?

– И даже Самец, – усмехнулся я. Все было ясно и без дальнейших вопросов, но я не удержался:

– Как вы нашли меня?

– У вас телефон с определителем, – спокойно пояснил худощавый. – По последнему входящему номеру.

"И конечно вы не заезжали ко мне, чтобы взглянуть на номер, – мысленно усмехнулся я, – хитрые аппараты есть не только у меня…"

– Я только скажу пару слов своей спутнице.

– Этого не надо! – насторожился худощавый.

– Может, вы попробуете мне помешать?

Правый в черном, амбал, сделал шаг и тут же налетел на мой встречный левой. Пока он, с грохотом разбивая спиной писсуар, укладывался у стены, худощавый согнулся пополам, обеими руками зажав хозяйство в промежности. В мой правый кулак добавил ему по коротко остриженному затылку…

Я очнулся. Худощавый внимательно смотрел на меня.

– Пожалуйста, но только пару слов, – проговорил он наконец все так же тихо, – мы будем ждать вас в машине снаружи. Вы нас не правильно поняли – нужна ваша помощь…

Ну да, ребята, а я вас принял за рэкетиров. Или налоговую полицию… Можно подумать, я не смотрю телевизор и не запоминаю рож, регулярно появляющихся на экране. В обрамлении еще одной…

Облик человека, лежавшего передо мной на постели, мало походил на его отображение на экране телевизора. Я знал этот эффект – когда-то сам с глубоким удивлением смотрел по телевизору на свою абсолютно незнакомую физиономию – тогда, кажется, я вещал о прелестях отдыха на Кипре. И все равно… Не было ни четко очерченных выступающих скул, ни уверенных волевых линий носа и подбородка – только бледное, растекшееся по подушке, смутно знакомое лицо впавшего в беспамятство человека. И безжизненно вывернутая ладонью вверх рука поверх одеяла. С характерной отметкой между буграми Венеры и Луны…

Его возвышение было стремительным. Четыре года назад, во время очередных губернаторских выборов, за власть в крае схлестнулись две группы местной плутократии, каждая из которых яростно проталкивала своего ставленника. Шла ожесточенная схватка за будущие госзаказы и еще не приватизированные заводы, поэтому никто в запале не обратил внимания на чудаковатого директора школы, выдвинувшего свою кандидатуру. Плутократы не без основания считали, что без денег и связей в кресло губернатора не прорвешься, а всего этого у сорокалетнего холостяка-учителя не было. Зато имелась железная воля, ум и готовность поставить на карту все…

Он обратился к учителям и пообещал им в случае избрания повысить зарплату вдвое. Похожее счастье сулили и другие кандидаты, но учителя поверили своему. Так у директора оказались тысячи добровольных агитаторов, работавших чрезвычайно эффективно и бесплатно. Местные телевизионщики решили посмеяться над странным кандидатом и сделали саркастический репортаж. Но передача имела прямо противоположный эффект. Люди увидели скромную квартиру, которая резко контрастировала с роскошными особняками других претендентов. Услышали человека, живущего теми же проблемами, что и они, его вдохновенную речь.

Он вообще умел говорить. Не боясь, приходил на рынки, завязывал беседу, и скоро вокруг собиралась огромная толпа. Ему внимали, затаив дыхание, хотя ничего особенного он не рассказывал. О повальном воровстве в краевом правительстве, об обнаглевшем криминале, нищете народа знали и без директора. Но в его устах это звучало, как откровение. Он говорил то, что хотели слышать, он очаровывал, пленял сердца. Это было, как наваждение, но после разговора с ним люди расходились, неся улыбки до своих дверей…