Сергей Шведов: Проклятие Евы

– Не могу понять, зачем он туда пошел, – покачал головой Синявин. – Это же тридцать метров в сторону.

– Надпись, – пояснил я.

– Что? – не понял или сделал вид, что не понял, следователь.

– Надпись на опоре, – вежливо пояснил ему капитан Рыков. – «Иди на куй». Вот он и пошел.

В толпе свидетелей зашелестели голоса. Похоже, слухами земля полнится. И с легкой руки капитана Рыкова, известное всей России с младенческих лет выражение, которое на заборах не писал только ленивый, стало принимать зловещий первоначальный смысл.

Прибывшего на место происшествия или преступления, уж не знаю, как точно назвать, Бахвалова-младшего публика, в лице как соратников и сподвижников его отца, так и представителей правоохранительных органов, встретила настороженным молчанием. На Аркадии Бахвалове лица не было. Думаю, дело здесь было не только в смерти отца. Этот сильно помятый жизнью для своих тридцати пяти лет человек знал, что за ним началась охота. Во всяком случае, он привез с собой чуть ли не взвод охраны. Широкоплечие ребята окружали Бахвалова-младшего со всех сторон и допустили к нему только районного прокурора Курочкина, поспешившего выразить бизнесмену соболезнование.

До жути нелепая смерть высокопоставленного чиновника оказалась событием столь значительным, что на место происшествия с большой помпой и немалой свитой прибыли и глава областной администрации, и мэр. Одетые в спецовки работники энергетической компании уже успели ликвидировать последствия аварии, труп Бахвалова-старшего увезли медики, а взволнованный бомонд все не покидал место происшествия, мешая профессионалам выполнять свою трудную работу.

Прокурор Курочкин, еще молодой, но уже изрядно полноватый человек невысокого роста, челноком сновал между мэром и губернатором, которые почему-то стояли на приличном друг от друга расстоянии и не спешили обмениваться приветствиями.

– Вы хотите сказать, что это террористический акт? – долетели до меня произнесенные начальственным баритоном слова. Что ответил прокурор Курочкин я так и не понял, поскольку говорил он тихо и доверительно, чуть ли не в самое ухо губернатора.

– Да бросьте вы, – недовольно и громко хмыкнули в ответ. – При чем тут куй?

Для полноты картины добавлю, что губернатор произнес это слово в более привычной и осовремененной транскрипции, значительно смягчив букву «к». В общем, прокурор Курочкин оказался практически в той же ситуации, в которой до недавнего времени находился капитан Рыков. Начальственные особы смотрели на него с изумлением и только что не вертели пальцами у виска.

– Похоже, провод перебит пулей, – сказал подошедший к нам Синявин. – А стреляли, скорее всего, вон из того здания.

До недостроенной кирпичной многоэтажки было по моим прикидкам метров двести пятьдесят. Я не пробовал стрелять из снайперской винтовки по проводам, но в принципе, попасть можно. Другое дело, что это должен быть очень хороший стрелок. Среди женщин такие встречаются.

– А при чем тут женщины? – с досадой покосился в мою сторону Синявин.

– У Соколовских остались дочери-близнецы. Сейчас им лет по двадцать, наверное.

– Игорь прав, – поддержал меня Рыков. – Если Эксперты подтвердят, что провод высоковольтной линии был срезан пулей, то вам С Курочкиным придется вернуться к делу Евы Соколовской. Кстати, это в интересах Бахвалова-младшего, если он не торопится умирать.

– Но ты же видишь, как реагируют люди! – возмущенно фыркнул Синявин.

Люди реагировали по разному, но следователь имел в виду губернатора, как раз в этот момент покидающего место происшествия. Прокурор Курочкин, получивший от высокого начальства нагоняй за нелепый экскурс в древнюю историю, потерянно стоял в стороне. Сейчас ему точно было не до божественного огня и не до Соколовской.

– Надо поговорить с Бахваловым-младшим, – сказал Чернов Рыкову, – и узнать, получал он письмо с проклятием.

Рыкова к перепуганному бизнесмену все-таки допустили. Хотя разговор был не слишком продолжительным. Бахвалов очень торопился. Наверняка отец ему рассказал о нашем визите, и теперь он косил в нашу с Черновым сторону злыми почти отцовскими глазами. Если этот человек и был смазлив в молодости, то сейчас от былой красоты ничего не осталось. Мне он был противен. И я вовсе не собирался заслонять его своей грудью ни от деревянного кола, ни от божественного огня.

– Думаешь, его ждет та же участь? – прищурился в мою сторону Чернов.