Галина Романова - Игры в личную жизнь

Жена? Любить? Кто это придумал? Кто придумал, что я должна любить это чудовище? Костлява, губаста, глазаста! Господи ты боже мой! Сыночек, где были твои глаза, когда ты ее выбирал?

– Здрасте, – произнесла девица, почти не размыкая губ, и вытянула вперед узкую ладонь с унизанными перстнями пальцами. – Вика...

– Добрый вечер, – с достоинством произнесла я, пожала-таки протянутую длань и представилась: – Александра Васильевна. Но любить меня необязательно...

– Мать! – угрожающе прошипел мне в самое ухо Славка. – Я тебя умоляю!

– Все в порядке, родной, – толстые губы невестки попытались изобразить улыбку.

Родной? Когда это он успел стать ей родным? Ей, этой чувырле с вытаращенными фиолетовыми глазищами! Цвет – и то ненормальный! Наверняка линзы... Не существует в природе таких неестественно фиолетовых глаз. Таких пухлых губ. Силикона накачала! Слышала я про это, слышала! Знаю, как создается эта детская сексуальная припухлость. У-уу, гадина, хищница несчастная!..

– Вас будет сложно полюбить, Александра Васильевна, – Вика обнажила в улыбке безупречно белые зубы. – Я это поняла, как только вошла сюда.

– А что еще ты поняла? – встряла из-за спины Настя. – Что можно хамить своей свекрови прямо с порога? Не успела в дом войти, как тут же и обругала. Вот она, современная молодежь! Сын ставит перед фактом родную мать. А его новоиспеченная женушка грубит!

– А вы кто, собственно?..

Вика чуть прикрыла веками глаза и так посмотрела на Настю, что мне тут же – прямо в прихожей – захотелось придушить ее. Какое она имеет право смотреть на нее так? Как на ничтожество! Как я не знаю на что!..

– Это моя подруга! – прорычала я прямо в физиономию своей невестке. – И попрошу тебя, дорогая, быть почтительнее!..

– Нет проблем, – презрительно фыркнула Вика и, обойдя нас с Настей, подхватила Славку под руку и потащила его на кухню. – Славка, я чую запах съестного, идем поживимся. Надеюсь, тетушки не все успели скушать.

Тетушки – это, стало быть, мы? Ладно, Настя, ей, при ее размерах, внешности и возрасте, несложно было бы так называться. Но я! Я-то совсем еще даже ничего! Не далее как несколько дней назад меня без устали нахваливали и величали красивой и все такое...

– Пошли! – Настя, которую я так необдуманно возвела в ранг своих подруг, поволокла меня следом за ними в кухню. – Нужно, чтобы все было под контролем. Идем. А то не успеешь оглянуться, она тебя с собственной жилплощади выселит...

В кухне уже дым стоял коромыслом. Славка, нахохлившись, сидел в красном углу, а его нареченная сновала между столом, плитой и раковиной и что-то беспрестанно щебетала.

– Присаживайтесь, дамы! – весело прочирикала она, указывая нам(!) на наши места. – Я мигом!

Она что-то вытрясала из огромных пакетов, которые они, оказывается, принесли с собой. Вот ведь, все я проглядела! Ничего не видела, кроме ее хищного лица и фигуры, которую я, даже напрягшись, не смогла бы назвать прекрасной. Высокая. С длинными ногами, которые рассмотреть как следует под джинсами не представлялось возможным. С такой крохотной задницей, что она наверняка в ладонях у Славки умещается. Талия, правда, узкая. Такая узкая, что он точно ее перехватывает пальцами. Грудь под коротеньким топиком все же угадывалась. Хотя это мог быть бюстгальтер с целым килограммом поролона. Мне бы, конечно, хотелось думать, что это именно так.

Мы с Настей чинно расселись и, минуя взглядом собственное чадо, которое обошлось со мной так вероломно, я впилась глазами в физиономию невестки. Именно физиономию! Высокие смуглые скулы. Яркий рот, слишком огромный для нее. Славке, может быть, так не казалось, но, по мне, он мог бы быть и вполовину меньше. Тонкий нос с хищными дужками ноздрей. И эти ее глазищи... Ну до такой степени фиолетовые, ну до такой степени противные, что, когда она смотрит на тебя, чувствуешь себя абсолютно голой. Могла бы, к примеру, прикрыть их волосами. Так нет же! И тут все через одно место. Стрижка под мальчика с такой непристойно короткой челкой, что она едва угадывалась надо лбом.

И кто сказал, что я все ЭТО должна еще и любить? Что прямо с порога надо было бы кинуться ей на грудь и заголосить: «Доченька, родная»? Не-ет, деточки! Нет и еще раз нет. Не нужно мне ни глаз ее бесовских, ни рук сноровистых, ни челки ее детской, ни всей физиономии с ярким припухлым ртом. Еще, кстати, вопрос, с чего это у нее губы так припухли? Дрянь...

– Что?

Кажется, последнее слово я произнесла вслух, раз сын приподнялся с места и навис надо мной, норовя ударить.