Галина Романова: Ночь с роскошной изменницей

– А Анну Васильевну за что?!

Соня лежала, все так же скорчившись клубком, лежала, слушая откровения убийцы, и почти не испытывала страха за собственную жизнь. Ее сейчас больше ужасала судьба двух близких ей женщин, которая была оборвана этим человеком, который если и сожалел, то совсем не о содеянном, а о том, что за все содеянное ему, видимо, придется отвечать.

– Тетку? Тетку убивал опять под принудом. – Хорин матерно выругался, задрал голову к потолку, к самому шнуру, который обрывался тусклой крохотной лампочкой, и заговорил: – Никита-то твой ушлый малый. Как Танюху мертвой нашли, мигом на нас вышел. Тут же поставил условие. Вы, говорит, убираете тетку, а я, говорит, отдаю вам диск. Денег, мол, типа, мне не нужно. Рассчитывал на то, что ты замуж за него поскачешь. Идиот!.. Хотя, может, и поскакала бы, не влезь тут какой-то придурок.

И Хорин не торопясь, а куда ему было торопиться, во всех деталях осветил подробности той самой ночи, когда ее, Соню, похитили.

– Нам до его планов было, как, знаешь… – снова брань. – Нам надо было себя обезопасить. Тут некстати совершенно эта авария. Так бы привезли тебя в укромное место, спрятали бы где-нибудь, в какой-нибудь яме, там бы ты и сдохла со временем. И никто бы тебя не нашел, включая Никиту. Тут эта авария, так некстати! А я ведь мог и погибнуть, прикинь. Выжил! И ты, сука, живучая оказалась. Надька, когда за мной приехала, говорит, давай проверим, вдруг она жива. Тут глядь, а ты наверх ползешь… Проблема! И ей, шалаве, снова в голову пришла мысль вызванивать Никитоса и просить о помощи. Глаз, наверное, на него положила, шалава! Так-то зачем он нам был нужен? Мы бы тебя и без него уложили бы… Ох, как он разозлился! Ох, как его планы вразрез с нашими полезли. Ему-то что, он не убивал! Он даже алиби себе сделал, переспав с тобой! А мне теперь вышак наверняка…

И Хорин замолчал надолго, все так же неотрывно глядя на электрический извилистый шнур, свисающий с потолка в подполе. Потом ушел наверх, в дом, и долго там ходил, громыхая тяжелой поступью над ее головой. А потом все стихло, и тишина эта, давящая на уши хуже их гневной брани, просто измучила ее.

К ней никто не шел. Ее никто не трогал, но ей не давали ни есть, ни пить. Поначалу она ломилась в узкую дверь, стучала по ней кулаками, орала, звала, потом обессилела и, снова упав на кровать, надолго забылась. Очнулась внезапно от какого-то невнятного шума. И даже немного обрадовалась. Не могут они ее тут бросить просто так. Убить хотя бы должны прийти и…

И когда дверь подпола с треском распахнулась и в подпол влетел, не вошел, Олег, она заорала. Заорала так страшно и так дико, что сама оглохла от собственного воя. Наверное, от него она и провалилась в беспамятство. Просто оглохла от самой себя и отключилась…

– Ты и правда хочешь каждый день таскаться по этому грязному вонючему подъезду, слушать грохот старого мусоропровода, стук чужих дверей, скандалы и…

Олег выдохся, устал ее убеждать и замолчал, глядя с мольбой и укоризной.

Уперлась просто рогом, не хочется ей, видите ли, продавать эту старую странную квартиру. А хочется переделать тут все, хочется заставить жильцов содержать подъезд в чистоте и еще хочется засадить их старый пыльный двор розовыми кустами и жасмином.

– А почему жасмином? – снова кипятился Олег, собираясь на службу и нервно дергая обшлага рукавов, пытаясь в одиночку справиться с запонками. – Всю жизнь росла акация, и пущай себе дальше растет!

– Потому что вкусно пахнет. – Соня гладила себя по заметно округлившемуся животу и безмятежно улыбалась.

Снимщиков в гневе был неподражаем. Глаза сверкали, губы капризно надувались, словно у ребенка. На скулах расцветали два маковых пятна. Симпатично до ужаса. И она готова была его злить и злить, лишь бы наблюдать его капризно набухающий рот, целовать который было вторым ее удовольствием в этот момент.

– Дай помогу, – смилостивилась она, выхватывая из его рук запонки и успев, конечно же, поцеловать его. – А двор мы все равно засадим жасмином и розами. Кстати, есть единомышленники.

– И кто же?

– Саня, его жена, собака… Кое-кто еще… Думаю, народ осознает, созреет и подтянется. Не парься, Олежа!

Снимщиков растаял моментально. Стоило ей подойти, упереться в его живот кругленьким своим животиком, где рос и нетерпеливо копошился теперь его ребенок, стоило ей его поцеловать, как он тут же таял и растекался поплывшим под солнцем мороженым.

Да пускай хоть баобабы сажает, если ей так хочется. Пускай устраивает революцию в закостеневших сознаниях его старых соседей. Выгоняет их на субботники, заставляет драить лестничные марши и высаживать в кадки финиковые пальмы. Пускай весь асфальт перепашет вдоль и поперек и овес посеет. Ему на ее капризы и блажь наплевать, лишь бы рядом была все время. Лишь бы встречала у порога и сопела ночью едва слышно у его плеча. И не вспоминала никогда о том ужасе, через который ей пришлось пройти, частично и по его вине тоже.