Галина Романова: Ночь с роскошной изменницей

– А дежурные тут при чем? – Снимщиков поднял голову, нетвердо сидевшую на шее, и уставился на Липатова мутными непонимающими глазами.

– Все опергруппу требовал. Все грозился, что станет жаловаться прокурору за то, что не реагируем на его вызов, – ухмыльнулся Вадим, но не весело, а с какой-то все же тревогой.

– Какой вызов? – В голове у Олега вдруг сильно натянулась и загудела нудным шмелем невидимая струна. – Какой, черт возьми, вызов?! Что ты несешь, Липатов?!

– Не фамильничай, не в окопах, – оскорбился вдруг Вадик и даже вновь наполненный стакан от себя отодвинул. – Меня вообще в отделении не было, когда он туда приходил. Я, между прочим, не пью который день, а бумаги лопачу то в нотариальных конторах, то в регистрационных палатах, то… А! Да ну тебя! Надо было не валяться пьяным, а на звонки отвечать.

Он замолчал, крутнулся на расшатанной табуретке и принялся курить в сторону пыльного окна, где на подоконнике алели крупнобокие помидоры. Снимщиков со странной гримасой удивления и непонимания смотрел на липатовский профиль.

Так, так, так… Надо взять себя в руки и сосредоточиться… Что-то такое он сейчас сказал, этот парень… Что-то очень важное… Определенно, не просто так он заявился к нему с этим пузырем… Определенно, его что-то встревожило, раз он пришел…

Господи! Как трещит башка!!! Который же день он пьет?! Который сейчас час, интересно?! Все смешалось у него: день, ночь, время… Все с плавным надрывом катилось куда-то вниз, и ведь хотелось туда катиться! И думалось, что там легче – внизу. Что там не нужно будет ни о чем думать, винить себя, каяться и мучиться…

Он ведь, кажется, рыдал вчера на Санином плече!!! Точно, рыдал! Вспомнил только что! А потом целовал добрую грустную таксу приятеля в самую морду и жаловался ей на судьбу…

Надо брать себя в руки, пора!

– Ты посиди тут, я сейчас. – Олег, опираясь обеими ладонями о край стола, с трудом поднялся и, сильно шатаясь из стороны в сторону, побрел в ванную. – Я сейчас, Вадик, сейчас… Нырну ненадолго…

Струя из старого, давно съеденного коррозией смесителя била ему прямо в темечко. Ледяная вода! Он нарочно не стал открывать горячую, подставил голову, зажмурил глаза и стоял неизвестно сколько, пока не покрылся сизой гусиной кожей. Зубы застучали. Старый потрескавшийся кафель перестал плыть перед глазами. Руки тряслись так, что, когда начал скоблить застарелую щетину, ухитрился порезаться дорогой и почти безопасной бритвой. Зубы чистил в три приема, стараясь избавиться от гадкой перегарной вони. Вроде получилось. Постоял возле раковины, полюбовался на одутловатую свою физиономию, прижигая порезы одеколоном, причесался. Стащил с крючка на двери одежду, но потом швырнул ее в угол на пол. Все потное, грязное, мятое. Надо переодеться. Замотавшись полотенцем, нырнул в дверной проем, почти бегом бросился к шкафу. Хотя бег его сильно напоминал бег испуганного преследованием зайца. Натянул на себя майку в полоску, спортивные штаны, снова пригладил взлохматившиеся волосы и только тогда уже двинул на кухню.

Липатов водку не пил, а, намыв помидоров, кромсал их крупными дольками в глубокую миску. На плите в сковороде что-то постреливало, выпуская из-под крышки ароматный парок.

– О! Це дело! – похвалил он Олега, оглядев того с головы до ног. – А я тебе картошку жарю пополам с яичницей. Сало нашел в холодильнике. Знатное сало. Тоже друг принес?.. Сейчас салат еще заправлю маслом. Масло есть растительное?

– Не помню, – мотнул головой Снимщиков, падая на табуретку к столу. – Посмотри в шкафу, вон там, внизу.

Липатов заглянул в нижний шкаф рядом с газовой плитой и достал едва начатую бутылку растительного масла. Облил большие помидорные куски, круто посолил, перемешал все вилкой. Ухватился полотенцем за сковородную ручку и, сбросив со сковороды крышку, поставил ее на стол перед Снимщиковым.

– Ешь, Олег.

– Не могу, – пожаловался тот, ухватившись за живот обеими руками. – Болит все внутри.

– Так и язву заработать можно. Соня вернется, а ты весь…

– Не вернется она, Вадик, не вернется!!! – Снимщиков снова отвернулся от Липатова с болезненной гримасой стыда и страха. – Ты же сам это понял давно, а…

Олег снова готов был разрыдаться, теперь уже без стимуляции водки, а просто от горя горького, разрывающего его всего пополам. И разрыдался бы непременно, не начни кто-то бить в его входную дверь пинком. Без звонков, без стука, сразу пинком.

– Э, э-ээ, э!!! Это кто там такой шустрый?! – правая рука Липатова заученно нырнула под правую подмышку, он вовремя опомнился, но к двери пошел осторожно, придержав поднявшегося было Олега за плечо. – Сиди! Я сам!