Алла Драбкина - Жена по заказу

Я спросила у Лехи, но он отверг такую версию.

Он сказал, что хоть гэбисты не менее циничны, чем наше коммунистическое быдло, но от глупости коммунистов даже они приходили в ярость. Лехе приходилось иногда работать с гэбухой, получал себе на голову надсмотрщика и напарника и слышал от них такие речи по поводу обкомов и райкомов, что даже пугался. Вначале думал, что раскалывают его, но доносов по политике на него никогда не поступало, хотя всякие дурацкие анонимки писались именно на него: то втыкал арестованному сверло с током в задницу, то ругался матом и плевал подсудимому в лицо. И вот тут уж его проверяли, создавали комиссии, пока наш мальчик еще из юношеской театральной студии не поставил в его закуток «жучка» и господа начальство не услышало, кто именно пытался плевать в лицо, оскорблять и ругаться матом. Когда Леха ловил большую рыбу, ее у него отнимали.

– Эти типы явно стукачи, но какой гэбист подарит на время своих осведомителей не только товарищу по оружию, но какой-то обкомовской секретутке, заведующей литературой? И зачем? Что они сделали с тобой? Изнасиловали?

Мужик, он и есть мужик. Да, я решила сдохнуть, но не уступить. И все же изнасиловали.

Под этим словом подразумевается многое.

Но ведь среди тех людей мог быть знакомый Беатрисы, она всегда была по уши во всяких халдеях, парикмахерах, барменах. Варька говорит, что и в советские годы у них в доме всегда была любая еда и любые самые невозможные для нас с тобой вещи. Могла книга попасть к ней… Но тогда кто с перепугу выбросил книгу за борт?

Одни вопросы. Я задаю их не только себе и Лехе, но и тебе. Прежде всего тебе, потому что то дело бабье, понимаешь? Как отравления, хотя отравить может и мужчина. А вот так поиздеваться и отпустить... бабье дело. Думай, Женечка, со стороны видней. Думай.

Целую, обнимаю, твоя А. Сорокина".

– Ну, что думаете? Как вам это нравится? – сразу после прочтения заговорила Яна.

Что я могла думать? Передо мной проходили лица моих друзей, товарищей, просто хорошо знакомых и людей мало знакомых. Одни из них не могли украсть, другие не стали бы красть у самих себя, подвергая риску близких людей: жену, пусть бывшую, и собственного ребенка.

– Но зачем мент отпустил его одного в Петрозаводск и Питер! – вдруг воскликнула Яна.

– А что такого? У него ведь нет с собой денег.

– Вот именно. Вы говорите, Сакен отбил жену у Громова?

– Ну женой она не была, да и разбогатевший Громов стал заглядываться на других. Мужики, как ты знаешь, весьма непостоянны, особенно когда у них появляются деньги.

– Значит, дело не в бабе, а в великой злобе и зависти. Впрочем, сейчас он может окрутить и вашу Тусеньку. У нее есть свое дело. Ты знаешь, какое?

– Брусника, клюква, грибы и маленькая фабричка полиэтиленовых мешочков.

– Не хило. Я думаю, она в силах приумножить свои богатства.

– Но Громов от нее ни шиша не получит!

– Правильно. Но если убрать Сакена, его деньги отойдут кому?

– Думаю, Тусеньке и ребенку. С Асей он не расписан.

– А деньги, как вы думаете, большие?

– Да. Думаю, очень большие. И растут не по дням, а по часам.

– А если Громов так глуп, что рассчитывает на брак с Тусенькой, когда той после смерти Сакена достанутся его деньги?

– Он может быть сколь угодно глуп, но, боюсь, для Тусеньки дело и деньги важнее, чем такой мот, как Громов. Хотя в любовники она его взять может.

Как всякая дура, она чрезмерно сладострастна, за что мы как бы не очень приняли ее в свою компанию еще в Питере, когда она была женой Сакена. Уж очень любила рассказывать со всеми подробностями про сексуальные подвиги и измены первому мужу чуть ли не у него на рогах., – Но Громов определенно глуп. Я не знаю этого точно, но уверена. Мне часто встречались такие типы. И он может, понимаете, может рассчитывать на женитьбу на Тусеньке, потому что он самовлюбленный мачо.

– А тогда?

– А тогда какого черта ваш Леха отпустил Сакена одного?

У меня внутри все будто окостенело от кромешного холода.

Я очень плохо, лишь визуально знала Сакена, но то, что он в какой-то мере спас Алю от голода и нищеты… Ведь она пыталась устроиться на работу, как я или моя молодая подружка Манюня.

Надежды же на Егора у Али не было. Отовсюду он уходил, а потом месяцами валялся на диване, уверяя, что болен. И она тащила продавать все, что не приколочено. Да и Варька поняла, что ей надо серьезно заняться шитьем. Из хобби и удовольствия шитье превратилось в работу, весьма тяжелую.