Йенс Лапидус - Стокгольм delete

– Какая тачка?

– Хорошо, когда у человека есть о чем подумать, – сказала Микаэла. – Мы полчаса назад размазали его «мерс» CLS-350. В гараже под «Галереей». И позвонили снютам. Они должны были ему сообщить перед самым вашим приходом.

– Что ты несешь?

– А ты интересуешься машинами? В самом деле крутая тачка: металлик, восемнадцатидюймовые диски, краснодеревая панель. Двести семьдесят лошадей. Позавчера куплена. Верно я говорю, Максим?

Максим побарабанил пальцами по баранке.

– Тачка что надо, – сказал он.

Я поехал на дачу. Дождь лил как из ведра, и, как всегда в таких случаях, мертвая пробка. В понедельник надо переезжать в город и постепенно переходить к обыденной жизни. Особенно Сесилии, Беньямину и Лиллан. Я буквально не находил себе места. Пробка не двигалась. Помню, я позвонил Виктору, самому близкому своему другу. Кому-то надо рассказать, в каком дерьме я оказался. Он недавно переехал в Сконе… неважно. Может, придумает выход. Он изобретательный парень. Дождь бил в лобовое стекло, как пулемет.

– Приве-е-ет, Матсик, – весело спел Виктор.

– Ты, похоже, наслаждаешься жизнью.

– У вас там льет, а у нас солнце во всю спину.

– Да… это правда. Некоторым везет. Чем занимаешься?

– Чернику собираю. Вечером друзья придут.

Пробка сдвинулась. Расплывчатые тормозные огни впереди погасли и тут же вспыхнули опять. Стоп. Дождь не унимался.

– Слушай, мне надо поговорить с тобой об одном деле, – сказал я и тут же услышал еще один голос.

– Рад стараться, – сказал он, – но сейчас, понимаешь, Фиа дышит в затылок.

Вереница машин пошла побыстрее.

– Я тебе перезвоню, – сказал я, нажал кнопку отбоя и придавил акселератор.

Виктор ничего не успел сказать, но я сразу почувствовал – он обрадовался. Даже в его дыхании чувствовалось облегчение. Представил, как он покачал головой и подмигнул жене – разговор, мол, долго не затянется.

Он даже представить не мог, куда меня несет.

На долю секунды возникла мысль: дождь. А что, если расстегнуть ремень, резко свернуть и направить машину на вот эту скалу?

Дождь. Дорога скользкая, никто и не подумает, что я сделал это нарочно.

Дождь. Струи дождя размывают и, розовея, уносят безостановочно льющуюся кровь.

Продолжение памятной записки в отдельном документе.

На Исаке наушники. Черные, массивные, с большой красной буквой « b »: «Битс бай Дре». Никола и сам бы не прочь заиметь такие, но они стоят, как чугунный мост. Отсидевшему год парню не по карману.

Мистер Первый жрет.

Мистер Первый жрет в наушниках.

Единственное, что слышно, – чавканье босса.

Никола стоял и не знал – можно ему сесть или нельзя. Или дождаться, пока Исак поднимет на него взгляд. Или, по крайней мере, заметит, что кроме него здесь еще кто-то есть.

Исак. Бритый череп. Пузо упирается в край стола, хотя он отодвинул стул не меньше чем на полметра. На предплечье татуировка – сирийский орел. Хамон рассказывал, что это вовсе и не орел. Факел или солнце, но с крыльями.

– Орел должен быть красным, – Хамон был очень серьезен и говорил гладко, будто читал по книге. – Красный орел – это символ пролитой нами крови. Наш народ столетиями подвергался преследованиям.

Дед Николы когда-то с такой же убийственной серьезностью рассказывал о войне там, на родине.

Но это была не его, Николина, война. И там не его родина, что бы ни говорили шведские демократы [35] Шведские демократы – крайне правая политическая партия фашистского толка. .

Прошла почти неделя после того дня, когда двое в масках ворвались в клуб и ранили в ногу одного из парней.

Юсуф велел Николе прийти одному. «Стейкхауз Бар». Все знали, что Исак обедает именно там. И не только обедает: назначает важные встречи.

В животе: арктический холод.

В баре: вот-вот грянет гроза.

Никола после случившегося все время провалялся в постели. Не решался показаться на улице. Даже не звонил никому. Было страшно, что скажет Юсуф, что скажет Хамон. Страшно даже попасться на глаза дорожной полиции.

Но теперь его вызвал Исак. А когда вызывает Исак, надо идти. Надо идти, хотя это может означать конец.

В баре преобладали темные тона. Черный пол и стены. Стилизация под Техас времен вестернов: притворяющиеся подлинными черепа буффало на стенах, пластмассовые кактусы, сомбреро и странные гитары, больше похожие на маракасы с натянутыми струнами. Кто-то сказал Николе, что такие гитары называются банджо. И сродни они не гитарам, а мандолинам.