Хеннинг Манкелль - Перед заморозками

А про вторую ее попытку самоубийства отец даже и не знал. Это был ее самый большой секрет от него, хотя иногда ей начинало казаться, что он знает. Но чаще, гораздо чаще брало верх убеждение, что о втором случае ему ничего не известно. На этот раз дело было серьезнее. Она помнит все до мельчайшей подробности.

Ей было шестнадцать лет. Она поехала к матери в Мальмё. Для нее это было время больших потрясений, какие случаются только в подростковом возрасте. Она ненавидела себя, вздрагивала, увидев свое отражение в зеркале и в то же время любила его, притом что собственное тело ей казалось воплощением уродства. Депрессия подкралась незаметно — первые симптомы были едва различимы, не стоили внимания. И вдруг оказалось слишком поздно — когда обнаружилось, что мать даже не понимает, что с ней творится, ее охватило совершенно невыносимое отчаяние. Больше всего ее потряс отказ Моны взять ее с собой в Мальмё. Не то чтобы ей было плохо с отцом — просто хотелось вырваться из маленького Истада.

В гневе она ушла из дома матери. Это было ранней весной, в канавах и на клумбах еще лежал снег, дул резкий ветер с пролива. Она шла по улице, длиннющей Регеменстгатан, к выезду из города. Где-то по дороге она заблудилась. У нее была та же привычка, что и у отца, — на ходу смотреть только под ноги. Так же, как и он, она постоянно натыкалась на фонарные столбы и стоящие у обочины автомобили. Почему-то она оказалась на переброшенном через автомагистраль виадуке. Сама не зная как и почему, она забралась на парапет и стояла там, покачиваясь от ветра. Она смотрела вниз на мчащиеся машины, их взрезающие темноту мощные фары. Как долго она так стояла, она не могла бы сказать. Это было как последнее приготовление, она даже не чувствовала страха или жалости к себе. Она просто стояла и ждала, когда же наконец тяжкая усталость и холод заставят ее шагнуть в пустоту.

Вдруг она почувствовала, что кто-то стоит позади нее, или, вернее, рядом с ней, и обращается к ней тихим голосом. Это была женщина, молодая женщина с почти детским лицом, скорее всего, не намного старше ее. На ней была полицейская форма. Подальше на мосту стояли две полицейские машины с включенными мигалками. Но рядом с ней была только эта молодая женщина-полицейский с совершенно детским лицом. Где-то угадывались люди, они ждали, они возложили ответственность за судьбу этой стоящей на парапете идиотки на молодую девушку, почти девочку, почти ее ровесницу. Она сказала, что ее зовут Анника, что она просит Линду только об одном — сойти с парапета; там, внизу, решения своих проблем она не найдет. Линда отказалась, ей почему-то казалось, что она обязана защищать свое решение. Но Анника не сдавалась, она казалась совершенно спокойной, как будто терпению ее не было конца. Когда Линда наконец сошла с парапета и заплакала от разочарования, которое было скорее облегчением, чем разочарованием, Анника тоже расплакалась. Они стояли обнявшись. Линда сказала, что не хочет, чтобы об этом узнал отец, он тоже полицейский. Матери тоже лучше не знать, но прежде всего — не сообщать отцу. Анника пообещала — и сдержала слово. Много раз Линда собиралась найти ее, много раз она снимала трубку, чтобы позвонить в полицию в Мальмё, но что-то каждый раз ее останавливало.

Она поставила снимок назад на полку, подумала про убитого полицейского и легла. С улицы доносились звуки ссоры. Она вдруг подумала, что скоро ей придется ввязываться в такие склоки, разнимать и успокаивать дерущихся. Неужели она к этому стремится? Особенно сейчас, когда реальность пробилась сквозь все запоры и швырнула на дорогу тело убитого где-то к юту от Энчёпинга полицейского?

Она почти не спала в эту ночь. Утром ее разбудила Кристина — она спешила на работу. Она была во всех отношениях полной противоположностью брату. Высокая, худощавая, с острым лицом, она говорила подчеркнуто громким голосом — отец часто пародировал этот голос. Но Линде она нравилась. В ней была какая-то естественная простота, нежелание что-либо усложнять. И здесь она отличалась от брата — тот повсюду видел проблемы. В личной жизни эти проблемы оказались неразрешимыми, а на работе он бросался на каждое новое дело, как рассвирепевший медведь.

Еще не было девяти, когда Линда поехала в Арланду [2] Арланда — аэропорт в Стокгольме — хотелось побыстрее улететь. На первых страницах газет крупными буквами сообщалось об убийстве полицейского. Ей удалось попасть на двенадцатичасовой рейс на Мальмё. Из Стурупа [3] Стуруп — аэропорт в Мальмё она позвонила отцу, и он за ней приехал.