Сергей Дышев - От 'воров в законе' до 'отморозков' - Россия уголовная

В нашей комиссии - четверть юристы, остальные - общественные деятели: писатели, журналисты, священники, психологи, люди душевно чуткие. Наш священник отец Александр ведет переговоры со смертниками, посылает им книги. Мы видим, что в них совершается перелом, что-то изменяется, отношение к людям, к религии - и принимаем решение на пожизненное заключение. Это тоже наказание страшное, нет просвета... Нигде нет в мире пожизненного заключения, только в Америке, по 100-200 лет сроку.

У нас никогда не миловались маньяки, особенно убийцы детей, и я, хоть и не сторонник смертной казни, голосую за исключительную меру. У нас нет пока института, где они могли бы быть законсервированы, как в клетке, и чтобы их, как кроликов, изучали. Это животные, а не люди, и у меня нет к ним христианского отношения... Когда мы разбирались с Чикатило, одна женщина колебалась, какие-то свои комплексы. И она задала вопрос медэксперту: "Скажите, у таких людей, если мы сохраним им жизнь, хоть тысячная доля выскочить на свободу есть?" - "Есть!" - "Тогда я голосую за смертную казнь!" У них не должно быть ни одной тысячной.

- Комиссия в 1993 году помиловала маньяков Плаксина и Гридина, у последнего на счету 4 замученных девочки...

- Это было давно. Мы пришли на волне жестоких смертных казней, которые осуществлялись сотнями, по 700 в 80-е годы. Мы были рекордсменами. Была установка от Президента сбить этот поток. Создали комиссию. Я два месяца отказывался от должности председателя: у меня литература, книги ненаписанные, маленький ребенок... Когда я пришел в первый день, то попросил папки с ошибками в судебных делах по смертным казням тех, кого уже безвинно расстреляли. И мне принесли огромную пачку. И там не только были витебское дело, Кравченко, пострадавший за девочку, убитую Андреем Чикатило...

И вот тогда в число помилованных попали несколько очень жестоких убийц. Мы старались, чтобы весы перевешивались в сторону милосердия. Надо было укоротить поток расстрелов - слишком много было судебных ошибок. И это удалось.

Россия вступила в Совет Европы, и мы из 39 стран единственные, кто не отменил смертную казнь или хотя бы ввел мораторий на нее... Я был в Италии, Германии, Франции, Англии, Швеции - и везде закон об отмене казни не поддерживался населением, принимался вопреки ему, а потом граждане соглашались, видя, что преступность не растет, как предполагалось. У нас любят ссылаться на Америку. Но там лишь часть штатов имеет в законе смертную казнь, и расклад такой: преступность больше растет там, где исключительная мера наказания сохранена.

У нас, как показывают исследования, около 65% населения выступают за сохранение смертной казни. А самые большие противники ее отмены - сами заключенные. Кстати, маньяков расстрелами не напугаешь, это медицинский случай. А вот бандиты, лидеры оргпреступности к нам на комиссию еще не попадали, как ни покажется это странным.

Наказание должно поражать не множественностью, а неотвратимостью эта юридическая формула известна еще со времен Древнего Рима. Мы не можем призывать к кровной мести, убийству за убийство. Есть некоторые представители Думы, интеллигенции, как Марк Захаров, например, который высказался в газете, что надо преступников чуть ли не стрелять на улицах без суда. Так что, по логике, надо было расстрелять двух слесарей, заподозренных в убийстве Листьева!

- Есть ли подобные комиссии по помилованию на Западе?

- Комиссий подобных нет. Там работают чиновники, это точный, слаженный, неподкупный аппарат. Там нет особых тюрем для самых кровавых преступников. В итальянской тюрьме нам показали террориста-югослава, который взорвал римский вокзал. Он сидел в своей камере, принимал землякаюгослава из соседней камеры, который имел срок три года. В боксе-блоке все двери были открыты, на коридоре - один охранник. Если осужденный не соблюдает правил, его переводят на более жесткий режим. Начальник тюрьмы, который имеет богословское, юридическое и философское образование, когда мы по случайности спросили, сколько у него сидит преступников, ответил: "Преступники в суде. У нас сидят несчастные люди". Это очень умный, серьезный человек.

Кстати, такого же умного, серьезного человека мы встретили в исправительно-трудовой колонии в Торжке. У них страшное положение: кормить нечем, задолженность невероятная... Он создал на свой страх и риск бригаду из осужденных за "легкие" преступления для того, чтобы ловили рыбу. Были в колонии для туберкулезников на Валдае. Я сам когда-то болел, знаю, что это такое. Убедился, что лечат лучше, чем на воле. Если такие руководители есть в исправительных учреждениях, значит, не все потеряно, не все - ГУЛАГ.