Доминик Сильвен: Кобра

- Хорошо, шеф.

- И я требую, чтобы на этот раз все было в жестких рамках.

- В рамках? - Брюс изобразил удивление, но Дельмон прекрасно знал его приемчики.

Они уже давно выработали манеру диалога, при которой откровенно высказывалось столько же, сколько недоговаривалось. В зависимости от обстоятельств значение имели тон голоса, вздохи, умолчания. На сей раз умолчаний почти не было. Дельмон был расположен поговорить.

- Иными словами, я не потерплю такого же наплыва журналистов, какой ваши друзья-газетчики устроили нам совсем недавно. Ясно?

- Яснее не бывает.

- Подпись может означать, что убийца на этом не остановится.

- Вполне возможно.

- Всем уже осточертели истории о серийных убийцах, Брюс.

- Понимаю.

- А вот журналистам, похоже, этот сюжетец еще не надоел. Так что в этом деле надо держать язык за зубами.

Разговор по поводу Мартины Левин придется отложить. Напоследок Брюс заверил шефа, что все будет в порядке. В угрозыске у Дельмона было два прозвища: Хозяин, как у всего начальства криминальной полиции, и Мастер налаживать связи. Тут ему не было равных. Он не уставал повторять, что друг с другом необходимо обмениваться информацией, часто устраивал совещания, но при этом требовал, чтобы вне полиции ее сотрудники выступали единым сплоченным фронтом против журналистов, о которых в частных беседах отзывался с презрением. Никогда не давать никакой информации журналисту. Манипулировать им прежде, чем тот начнет манипулировать вами. Тем не менее Брюс знал, что в отношении прессы у него меньше, чем у его коллег, связаны руки. Матье Дельмон ни разу не упрекнул его за дружбу с тележурналистом Фредом Геджем, настырным парнем, которому пристрастие к алкоголю создало репутацию скандалиста.

Брюс сверился со схемой метро и повернул назад, чтобы доехать до станции «Оберкампф». На «Аустерлицком вокзале» он сделает пересадку на «Мобер-Мютюалите».

Кобра, кобра. Кобра. Это слово в самом деле ничего ему не говорило. Ни малейшего намека в материалах, собранных за четырнадцать лет работы. Зато подпись кровью отнюдь не новшество. Такое уже бывало тысячу раз. Брюс вспомнил историю с парнем из квартала Сталинград. Ему рассказал ее Эрик, комиссар из участка на улице Андре Дюбуа в 19-м округе. Парню семнадцать лет, накачался крэком, а эта штука кого хочешь надолго превратит в бешеного зверя. Юнец ножницами вспорол живот одному из своих кузенов, вместе с ним принимавшим наркотик, и его пальцами написал на стене: «Положил я на смерть, положил на ненависть, положил на небо». Это было менее полугода назад. Полицейские время от времени рассказывали друг другу истории из своей практики, будоражившие слушателей так, словно они сами пережили все это, и отчасти помогавшие снимать ежедневный стресс. Тысячи драм. Это как смерть, тысячу раз виденная и все равно непостижимая.

Иногда такой обмен сведениями служил толчком к возбуждению уголовного дела. Брюс, разумеется, черпал информацию из официальных источников, но рассказы, передаваемые из уст в уста, имели особое значение. Они получали отклик. Услышанное оседало в голове, и в нужный момент какая-нибудь деталь или впечатление всплывало на поверхность и оказывалось весьма полезным. Но на сей раз - ничего. Ничего о кобре, оставляющей кровавый след.

На выходе из метро - тонкая пелена дождя. Занимался день, тускло светились витрины овощной и колбасной лавок. Брюс миновал полицейский участок 5-го округа; идя вверх по пологому склону улицы Монтань-Сент-Женевьев, он вспоминал то время, когда жил на улице Ульм. Он учился в Высшей педагогической школе, а потом стал преподавателем и осознал, что не имеет склонности к педагогической деятельности. Чиновники в Министерстве внутренних дел были счастливы видеть математика, начинающего карьеру в полиции. Он быстро очутился в святая святых - в уголовной полиции. Самом прославленном, элитном подразделении на набережной Орфевр.

Он ни разу не пожалел о сделанном выборе. Когда в его группе появился Виктор Шеффер, убежденность в правильности своего пути стала расти в нем по мере того, как крепла дружба между ним и Виктором. Часа не проходило без того, чтобы Брюс не вспомнил о Викторе, находившемся теперь в реанимации госпиталя «Сен-Бернар». Он испытывал потребность говорить с ним, видеть его симпатичную физиономию с очками на носу. Окружающие звали Виктора Интеллектуалом. Степенный, вдумчивый, но весельчак в часы досуга, капитан Шеффер был идеальным товарищем в сложных расследованиях, выпадавших на долю их подразделения. Поняла ли это Мартина? Выдержка в любой ситуации, умение не болтать лишнего в разговорах с коллегами, тщательное изучение безнадежных, казалось бы, дел. На набережной Орфевр большинство ребят ходят в костюмах и галстуках. Ничего общего с ватагами людей в джинсах и кроссовках из Отдела по борьбе с бандитизмом. Ощутила ли Мартина эту разницу?