Людмила Басова - Каинова печать

– Да, отношения несколько странные. Так откуда же вы узнали, что это была дочь? Она его отцом называла?

– Они при мне не говорили, Виктор Иванович попросил меня уйти. Только я сама догадалась. Она похожа на него, как две капли воды. И тоже художница, он ее выставку в салоне устраивал, а потом сюда привез.

– Вы могли бы описать ее?

– Конечно. Высокая, волосы темные, а глаза ярко-зеленые. Красивая и, по-моему, совсем без косметики.

– А одета была во что-то черное и желтое, так?

– Значит, вы действительно знали?

– Я же сказал: кое-что. А больше она не приходила?

– Звонила вчера только. По-моему, они собирались встретиться.

Разговор о дочери почему-то особенно взволновал Гелю, и Дмитрий решил сменить тему.

– А вообще к нему многие ходили? Вы же должны знать его окружение?

– Сюда – немногие, у него ведь и дом еще есть. Вот когда в марте прошлого года выборы были, да, тогда сюда приходили, молодежь в основном. Здесь было что-то вроде штаба. Только его не выбрали.

– Геля, а рядом чья мастерская?

– Павла Митрохина, художник тоже.

– Часто он сюда приходит?

– Он здесь живет, от жены ушел, больше негде.

– Вы хотите сказать, что он и сейчас там?

– А где же ему быть. Он редко уходит.

– Странно. Очень странно.

– Чего странного?

– Ну, во-первых, он должен бы выйти и поинтересоваться, что случилось, чего народ топчется. Кроме того, наш сотрудник звонил в дверь, никто не отозвался.

– Да пьяный спит.

– Геля, вы посидите здесь еще немного, подождите, я схожу, посмотрю, как там, – кивнул в сторону комнаты, где работали ребята. Они закруглялись. Место, где лежал покойный, было очерчено мелом, а сам он упакован в черный пластиковый пакет.

– Ну что скажешь, – обратился Дмитрий к судмедэксперту Борису. – Первое впечатление?

– А первое впечатление у меня, Димыч, такое. Убийство произошло вчера, где-то между семнадцатью и девятнадцатью часами. Действовал непрофессионал, такое количество дырок мог сделать только человек, находившийся в ярости, короче, в состоянии аффекта. Кстати, при наличии стольких ран нет ни одной смертельной, художник просто истек кровью. Еще могу предположить, что убийца невысокого роста, но очень силен. Покойник хорошо его знал, не боялся и скорее всего не ожидал нападения, поэтому не сделал даже попытки защититься.

– Боря, ты говоришь, убийца очень сильный. Значит, скорее мужчина, чем женщина?

– Исключить женщину сразу, сходу, нельзя. Знаешь, еще будучи студентом, я проходил практику в институте судебной медицины имени Сербского. Так там произошел уникальный случай. Молодая девушка хрупкого телосложения в припадке безумия не только вырвала железную решетку из окна, но и свернула прутья в бараний рог. Так что сам понимаешь.

– А чем, ты думаешь, нанесены раны?

– Да думать не надо. «Острый, колющий предмет», а короче, ножницы. Коля нашел их в ванне.

Борис развернул целлофан. Ножницы были большими, похожими на портновские.

– Видишь, даже кровь не смыта. Убийца лишь замыл «пальчики».

– Геля, – позвал Дмитрий, и когда уборщица, старательно отводя взгляд от черного мешка, вошла, спросил: – Вы видели когда-нибудь эти ножницы?

– Да каждый день. Они на столе лежали у Виктора Ивановича.

– Зачем?

– Так у него много инструментов, – удивилась Геля непонятливости следователя. – Вот, целый ящик. И молоток, и гвозди, и пассатижи. Он рамки сколачивал, холсты надрезал, да мало чего! Вы думаете, у художника только краски и кисти? Ножницами он часто пользовался.

– Ну, спасибо за разъяснение. В соседнюю мастерскую кто звонил? Ты, Коля? Вот Геля говорит, что хозяин там, а не открыл, потому что скорее всего спит пьяный.

– Может, спит, а может… Пошли, ребята, еще постучим как следует, не откроет, будем ломать.

– Не надо ломать! – Геля умоляюще посмотрела на Дмитрия. – У меня ключ есть. Он мне давно его дал. Сказал – вдруг потеряю, пусть запасной у тебя будет.

– Что ж, тогда пошли…

На звонок никто не ответил, как и на громкий стук в дверь. Дмитрий повернул в замке ключ, рывком распахнул дверь, вместе с ним в комнату ворвались еще два опера, следом вошла Геля. Художник действительно спал, развалившись на продавленном диване. Спал в одежде – джинсах и свитере, лишь ботинки стояли на полу рядом с пустыми бутылками. Впрочем, одна бутылка коньяка была недопитой, стакан валялся опрокинутым, возле него – лужица вытекшей жидкости. Дмитрий потряс художника за плечи, тот, проворчав что-то невразумительное, повернулся на другой бок.