Мария Брикер - Фонарь Диогена

– Забавно, – усмехнулся Веронезе. – Карина, кажется, утверждала, что именно Глаша просветила ее насчет любовной связи Лили и Зимина. Вернее, горничная проболталась об этом Зинаиде.

Верховцев и Калистратов одновременно поднялись.

– Шахновский… Ты прости меня, Шахновский, – сказал Никита и выбежал из гостиной.

Федор пошел следом за ним.

– Пристрелит он девку, – сочувственно сказал Лоренце.

– Не понял? – удивился Илья. – Какую девку он пристрелит? Глашку? Я же говорю, она ни в чем не виновата. Ее же в дом Никиты рекомендовала моя мать!

– Похоже, здесь-то собака и зарыта, – вздохнул Лоренце и посмотрел на Шахновского с искренним сочувствием. В этот момент Илья понял все, но правда была так ужасна и отвратительна, что он отчаянно замотал головой и замычал, словно пытаясь отогнать ее, как назойливый рой диких пчел. А потом сполз со стула на пол и притих, нервно постукивая пальцами по паркету и яростно покусывая свою нижнюю губу.

Калистратов и Верховцев, забыв о том, что они – мужчины, бесцеремонно проверили все туалеты, но Глафиры там не оказалось. В комнате горничной Никита оказался первым – ногой открыл дверь и остолбенел.

– Е-мое! – присвистнул он, оглядываясь по сторонам. Комната горничной, где Верховцев никогда не был, сплошь была увешана потрясающими живописными полотнами. Около окна стоял мольберт с незаконченным произведением искусства. – Ни фига себе! Да она талантливее Сони в тысячу раз! – Сзади подошел Калистратов, Никита обернулся и кивнул на картину. – Удивительно, как в одном человеке может уживаться гениальность и злодейство.

– Ладно, пусть живет, – неожиданно расчувствовался Федор. – В конце концов, Глаша не убивала Сашку, она всего лишь посодействовала убийце: передала ему пистолет и цветок из сада с волоском твоей жены, чтобы на Лилю пало подозрение. Возможно, она и письмо написала, подделав ее почерк. Думаю, обладая таким художественным талантом, это сделать несложно.

– О нет. Эта тварь не так безобидна, как кажется! Она настраивала Лильку против меня. Плела ей всякую ахинею о том, что я ей изменяю. Она добивалась того, чтобы Лиля от меня ушла. Не сомневаюсь, что и выкидыш – ее рук дело. Я не изменял Лиле! Я был верен ей с того самого момента, как мы поженились. Лиля вылечила меня и отрезвила. Софья Павловна… Сонечка… Сон моей юности, дурманящий, как первый поцелуй, сладкая болезнь, от которой непросто было излечиться. Я считал ее близким человеком и другом. Я ей доверял. Я был так уверен в ней, что познакомил ее с Лилькой. А вчера позвонил и попросил приехать. Мне было так плохо, что хоть в петлю. Я думал, она поймет мою боль. Господи, зачем она это сделала? Как она могла? Неужели так и не поняла, что все кончено!

– Слушай, у тебя не жизнь, а дурдом какой-то, – не удержался от комментария Калистратов и похлопал Никиту по плечу. – Ну ладно, довольно лирики, – Федор прошел в комнату горничной, снял со стены одну картину и со всей силой грохнул ее об пол, разломив багет. Потом снял другую картину и проделал с ней то же самое.

– Нет! – закричала Глаша, вылезая из-под кровати. – Не надо, пожалуйста! Нет! – она подползла к Федору и обняла его за ноги, по-собачьи заглядывая ему в глаза. Калистратов схватил ее за волосы и поднял на ноги.

В кармане Федора пискнула рация.

– Пойдем, – сказал он Никите, – у тебя сейчас появится шанс подробно расспросить обо всем свой сон юности. Но не обессудь, после мне придется твой сон пристрелить…

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Софья Павловна, с недоумением оглядываясь по сторонам. Выглядела она, как всегда, восхитительно: смоляные волосы убраны в пучок, розовый костюмчик от Шанель, в тон ему – помада и туфли на шпильке, элегантная сумочка.

– Здравствуй, мама, – сказал Шахновский.

– Господи, это ты, Илья? Что у тебя с лицом?

– Боди-арт, мама, – сообщил Шахновский.

– Что случилось, почему вы так на меня смотрите? Ник, что с твоей головой?

– Ник? – усмехнулся Илья. – Так ты его в постели называла?

– Илья! Как ты можешь, сын! – Соня смутилась и посмотрела на Илью с явной укоризной. – Боже мой, когда-нибудь это должно было случиться, – Софья Павловна достала из сумочки кружевной платочек, приложила его ко лбу и присела на диван. – Ник, зачем ты ему рассказал? Илья, прости, так получилось. Ну убей меня за это теперь. Это было как наваждение. Как сон!

– Рассказывай, мама, – с горечью попросил Илья.