Себастьян Жапризо - Убийство в спальном вагоне

Металлическая коробочка, три десятка фишек с номерами, черные на красном фоне маленькие квадратики, перемещая которые, нужно расположить их в определенном порядке, игрушка.

Она снова чуть не потеряла свою домашнюю туфлю, идя по коридору. И прежде чем открыть, взглянула на себя в зеркало у двери. Совсем рядом, в выпуклом стекле, она увидела лицо надзирательницы пансиона, в котором находилась 25 лет назад, потешной женщины с большими черными глазами, широким открытым лбом и длиннющим носом. Она подумала, что немного похожа на Кабура.

Белобрысый инспектор в шотландской куртке с аккуратно завязанным шарфом широко и нагло улыбался, как они это делают все, когда вы им нужны. Он сказал, что забыл кое-что на диване, и по-хозяйски вошел в квартиру.

Она заперла дверь и пошла за ним в гостиную. Он сразу подошел к дивану, поискал, наклонившись, головоломку.

— Она у меня.

И показала металлическую коробочку, не раскрывая руку. Тот подошел к ней, и поскольку она все еще прижимала к груди его игрушку, спокойно посмотрел на нее с притворным простодушием во взгляде, как делают все они, и добавил — извините, я забыл. Потом протянул руку, и она сказала себе: ты должна отдать, это инспектор полиции, ты спятила. Резким жестом протянула игрушку с глупой улыбкой, прекрасно зная, что улыбка глупая, почувствовала тепло его руки, а он продолжал с тем же безразличием и без улыбки смотреть на нее.

— Мы забыли задать вам один вопрос.

Ей пришлось немного отступить, потому что, запихивая коробку в карман, он стоял совсем близко.

— Когда вы покинули купе, жертва тоже готовилась выйти?

— Не знаю. Полагаю, что да. Я им обеим сказала «до свидания» — ей и светловолосой девушке из Авиньона. Думаю, они собирались сойти следом за мной.

— В проходе было много народу?

У него был писклявый голос, куда менее красивый, чем у того, другого, который ждал его внизу в машине.

— Да, много. Но я не стала выходить первой, не люблю толкучку.

— Вы ничего не заметили, что могло бы быть как-то связано с преступлением?

— Кажется, нет.

Она сказала, что еще подумает, что не обращала тогда внимания. Не могла же она предположить, что в купе, которое она покинула, будет задушена женщина и что молодой инспектор придет спрашивать ее об этом.

Тот улыбнулся, сказал — вероятно, и прошел мимо нее в коридор. Перед зеркальцем, висевшим около двери, он остановился, посмотрел на себя, сказал: смешно, какие штуки придумывают, ну и рожа.

Затем сунул руку в карман, где лежала его головоломка. Объяснил, что все повсюду забывает. Спросил: она не такая?

— Нет, не думаю.

Он покачал головой — ладно, вероятно, до завтра, если я буду там, когда вы придете.

— У меня такое впечатление, что от меня мало проку.

Он сказал напротив. И сам открыл дверь.

— Вся история с Кабуром — все-таки что-то новое. Теперь мы едем к нему, посмотрим, сумеет ли он от нас что-нибудь скрыть.

— Вы его подозреваете?

— Кого? — спросил он. — Я? Я никого не подозреваю. Сказать по правде, я очень плохой полицейский, я ненавижу подозревать людей. Предпочитаю приговаривать их всем скопом. Невиновных людей нет. Вот вы, скажем, верите в невиновность?

Она глупо рассмеялась, понимая, что ведет себя глупо с этим парнем, болтающим всякую чушь и не похожим на инспектора, да к тому же явно насмехающимся над нею.

— Вы считаете невинным делом, когда кто-то кому-то помогает снять чемодан, намереваясь затем потискать этого кого-то в коридоре?

Он отрицательно покачал головой и уже со знакомым ей надутым видом спросил: зачем такой красотке понадобилось снимать чемодан?

— Что она хотела взять оттуда?

Элиана Даррэс попыталась вспомнить, снова увидела молодую брюнетку, у которой задралась юбка, когда она поставила ногу на полку, взгляд Кабура.

— Думаю, аспирин.

Он сказал, что это не имеет значения, но что в любом случае невиновных людей нет, разве что в юном возрасте. Потом — все одна мерзость.

Она стояла в дверях, размахивая, как ненормальная, руками. А он пошел, слегка кивнув на прощание головой. После этого она не вернулась в квартиру, не закрыла за собой дверь, а все следила за его фигурой на лестнице глазами прислуги, которую кадрили на балу, ну форменная дура.

Вечером она поужинала на кухне, держа перед собой открытую книгу, которую прислонила рукой к бутылке минеральной воды. По десять раз перечитывала одну и ту же страницу. Написанные там слова никак не могли стереть воспоминания о задушенной из поезда.