Агата Кристи - Бремя любви

– С виллы? С острова?

– Ну да.

Уайлдинг налил себе виски и встал позади ее стула.

– Куда хочешь, дорогая. В любое время. Хоть сейчас.

Она вздохнула – долгий, глубокий вздох.

– Ты такой… такой добрый. Конечно, я не хочу уезжать. Да и разве ты можешь? Ты должен управлять имением. Наконец все уладилось!

– Это не имеет значения. На первом месте – ты.

– Я могла бы уехать одна. хотя бы ненадолго.

– Нет, мы поедем вместе. Я хочу, чтобы ты всегда чувствовала, что о тебе заботятся, что всегда есть кто-то рядом.

– Думаешь, мне нужен хранитель? – она неудержимо захохотала и так же внезапно умолкла, зажав рот рукой.

– Я хочу, чтобы ты чувствовала, что я всегда с тобой, – сказал Уайлдинг.

– О, я это чувствую… всегда.

– Поедем в Италию. А хочешь, в Англию. Может, ты тоскуешь по Англии?

– Нет, – сказала она. – Никуда мы не поедем. Останемся здесь. Все будет так же, куда бы мы ни уехали. Везде одно и то же.

Она с мрачным видом поглубже уселась в кресло, потом вдруг взглянула через плечо вверх на Уайлдинга, на его озадаченное, встревоженное лицо.

– Дорогой Ричард. Ты так замечательно ко мне относишься. Ты так терпелив.

Он нежно проговорил:

– Пока ты это понимаешь, для меня нет ничего важнее.

– Я знаю – о, я это знаю.

Он продолжал:

– Я надеялся, что здесь ты будешь счастлива, но теперь вижу, что тебе не удалось отвлечься.

– Здесь доктор Нокс, – напомнила она.

Она повернулась к гостю и одарила его внезапной веселой улыбкой. Он подумал: «Каким чудным созданием она могла бы быть… была».

Она продолжала:

– Что касается острова и виллы – это земной рай. Ты так однажды сказал, и так оно и есть. Земной рай.

– А-а!

– Но я не могу его принять. Доктор Нокс. – В голосе опять послышалось стаккато, – вы не считаете, что надо иметь очень сильный характер, чтобы вынести рай? Как у тех старых благословенных первых христиан, о которых поется в гимне, которые сидели рядком под деревьями с коронами на головах, – я всегда считала, что короны ужасно тяжелые, – и снимали свои золотые короны у моря. Наверное, Бог разрешал снимать короны, потому что они были очень тяжелые, их нельзя носить все время. Некоторым достается слишком много всего, правда? – Она встала и снова покачнулась. – Я, пожалуй, пойду лягу. Ты был прав, Ричард, у меня температура. Но короны ужасно тяжелые. Жизнь здесь похожа на сбывшийся сон, только я больше не хочу снов. Я должна быть в другом месте, не знаю где. Если бы…

Она рухнула, и Ллевеллин, ожидавший этого, подхватил ее и передал Уайлдингу.

– Ее лучше уложить в постель, – отчетливо произнес он.

– Да-да. А потом я вызову врача.

– Ей достаточно поспать, – сказал Ллевеллин.

Ричард Уайлдинг посмотрел на него с недоумением.

Ллевеллин сказал:

– Позвольте, я помогу.

Они вынесли девушку через ту же дверь, в которую она вошла, потом по короткому коридору внесли в открытые двери спальни и бережно опустили ее на широкую резную кровать с дорогим парчовым пологом. Уайлдинг выглянул в коридор и позвал:

– Мария!

Ллевеллин, оглянувшись, прошел в ванную, заглянул в застекленный шкафчик и вернулся в спальню.

Уайлдинг нетерпеливо крикнул еще раз:

– Мария!

Ллевеллин двинулся к туалетному столику.

В это время вошла низенькая смуглая женщина, быстро прошла к кровати, наклонилась над потерявшей сознание девушкой и вскрикнула.

Уайлдинг отрывисто сказал:

– Посмотрите за ней. Я позвоню врачу.

– Не нужно, синьор. Я знаю, что делать. Назавтра она будет в порядке.

Уайлдинг неохотно вышел из комнаты.

Ллевеллин пошел за ним, но в дверях задержался и спросил у Марии:

– Где она это держит?

Женщина посмотрела на него и моргнула. Потом почти невольно взгляд ее переместился на стену позади него, Он оглянулся; там висела небольшая картина, пейзаж в стиле Коро. [12] Коро Камиль (1796 – 1875) – французский живописец, один из создателей реалистического пейзажа, картины которого отличались поэтичностью, светлым колоритом. Ллевеллин снял ее с гвоздя под ней оказался старомодный стенной сейф, в котором женщины раньше хранили драгоценности, но от современных воров он защищать перестал. Ключ был в замке; Ллевеллин осторожно повернул его и заглянул внутрь. Кивнул и снова закрыл. Глаза его встретились с понимающими глазами Марии.

Он вышел из комнаты и пришел к Уайлдингу, который как раз вешал трубку.

– Врача нет, он отправился в тюрьму.

Старательно подбирая слова, Ллевеллин сказал: