Андрей Ветер - Я, оперуполномоченный

– Во-первых, гражданин Терентьев, я не следователь, а оперуполномоченный. А во-вторых, пропало не у Кузьмича, а из вашего караульного помещения. Взять мог кто угодно. И вы в том числе.

– А с чего такого я вдруг должен был его взять? Зачем мне пушка?

– А Щукину зачем?

– Мало ли…

– Вот и вы, Роман Семёнович, по той же причине могли присвоить…

– Я не брал.

– А Иван Кузьмич вспомнил, что в тот злосчастный день вы спали с кобурой, готовясь заступить в караул. То есть ваше оружие было при вас. Ведь когда вы вернулись с поста, Щукин спал.

– Да не брал я ничего! И в книге роспись Щукина есть о том, что я всё сдал.

– Верно, – кивнул Смеляков. – Но расписались вы в том, что сдали оружие, уже тогда, когда получили револьвер Лазарева, так сказать, задним числом…

– Нет, товарищ милиционер, не надо меня в это впутывать.

– А вы уже впутались. Я вынужден задержать вас на трое суток по подозрению в хищении оружия.

– На каком таком основании?

– На основании статьи 122 УПК. Так что собирайтесь. Придётся вам погостить в изоляторе временного содержания. Закон это позволяет. Тем более что из этого револьвера, по нашей информации, убит инкассатор.

– Вот чёрт! Да не знаю я ничего! – Терентьев побледнел.

В камере с Терентьевым работали два агента. Один был юркий, говорливый, молодой. Он из кожи лез вон, чтобы расположить к себе Терентьева, много рассказывал о себе и своих корешах, с которыми успел помотать срок.

– Ты, Рома, меня не бойся. Мы тут все – братишки друг другу. Откройся мне, старичок, может, я помогу чем-то. Знаешь, отсюда и маляву на волю можно перебросить, чтобы шепнуть кому надо что надо…

– Отстань.

– Не веришь, браток? Брезгуешь дружбой Кости Сахара? Зря, милый. Костя Сахар никому плохого не сделал. Ему делали, обманывали, душили, пером щекотали, всякое было. Но сам я – чистейший кристалл! Зря не веришь мне…

Второй лежал на лавке молча и почти всё время дремал. Он выглядел усталым и безразличным к окружающему миру, этот сорокапятилетний мужик, заросший седой щетиной по всему лицу. Иногда он лениво, как лев, поворачивал большую голову к слишком разговорчивому сокамернику и негромко, но весомо произносил: «Ша! Уймись, шестёрка!» – после чего Костя Сахар замолкал на некоторое время, забившись в угол. Однако терпения у него хватало не намного. Через тридцать минут он снова начинал тараторить, вызывая в Терентьеве бурное раздражение. Атмосфера изолятора давила на него, Роман чувствовал себя затравленным.

На второй день, когда Костю Сахара увели на допрос, Терентьев подсел на краешек койки, где лежал, задумчиво глядя в потолок, второй сокамерник.

– Послушайте… Вы понимаете… Я не знаю, как вас величать…

– А тебе и не надо знать ничего. Зачем тебе моё имя?

– Для знакомства. – Терентьев растерялся. – Всё-таки вместе тут… А поговорить-то хочется… Я же в первый раз…

– Первый – не последний…

– Вот этого не надо… Вы поймите, я ужасно напуган… А этому, – Терентьев указал глазами на дверь, за которой скрылся Костя Сахар, – этому я не верю… Он стукач. Я слышал про таких.

– Стукач, – согласился мужчина. – Тут любой может стукачом быть. Верить никому нельзя.

– Но невозможно же в себе замкнуться… Понимаете… Как вас звать?

– Хомут, – хрипловато промычал мужик.

– Хомут?

– Так друзья называют.

– А по-нормальному?

– Это и есть нормальное погонялово. Ты привыкай. По паспорту тебя теперь никто не кликнет. Прилепится к тебе в зоне кличка, она и станет навсегда твоим именем.

– Почему в зоне?

– Отсюда только одна дорога – срок мотать. Маленький или большой, это уж от разного зависит…

– Послушайте… Хомут, скажите…

– Ты меня на «вы» не зови, не привык я. Тошнит меня от интеллигентности такой. Мы с тобой теперь товарищи по камере, значит, на равных баланду хлебаем. Уважение в нашем мире не через «выканье» будешь выказывать. Но этому тебя на месте обучат.

– Хомут, но ведь я ничего не совершил!

– Но сидишь тут? – Мужчина лениво рассмеялся. – Ладно, дай соснуть маленько.

– Хомут, я боюсь… Подскажи…

– Чего подсказать?

– Как мне быть? Слышь, на меня хотят убийство инкассатора повесить.

– На тебя? – Хомут с презрением оглядел Терентье-ва. – Жидковат ты для мокрухи.

– Вот и я про то… Но дело тут в том, что я ни при чём… Однако на меня это хотят повесить из-за ствола…

– А при чём тут ствол?

– Я в карауле работаю, а у нас револьвер пропал…

– А инкассатора из того револьвера шлёпнули? Верно кумекаю? – Хомут приподнялся на локте.