Андрей Ветер - Я, оперуполномоченный

Он кивнул и устроился на скрипнувшем стуле перед письменным столом. В кабинете горел верхний свет, за окном лежала кромешная тьма. За спиной Зуевой висела фотография Дзержинского в массивной раме, выкрашенной под бронзу. На облупившейся стене зелёного цвета эта рама смотрелась нелепо и смешно. Стекло, закрывавшее фотографию «Железного Феликса», было сильно засижено мухами.

– Всё о’кей, как выражаются проклятые капиталисты. – Виктор улыбнулся. – Не угостите ли чаем, Татьяна Сергеевна?

– С удовольствием. – Зуева воткнула обтрёпанный провод электрического чайника в розетку и полезла в шкаф посмотреть, нет ли у неё печенья или каких-нибудь леденцов. – Вам с сахаром?

– Давайте перейдём на «ты», – предложил Виктор. – Мы с вами в одном звании, вполне можем говорить на равных.

– Давайте, – живо согласилась женщина, лицо её просветлело. Появление столичного гостя заметно скрашивало серые будни. Она захлопнула лежавшую на столе папку и поставила её в шкаф. На столе появились две чашки, коробка с кусковым сахаром и блюдце с раскрошившимся печеньем. – К сожалению, ничем другим побаловать не могу. – Зуева виновато пожала плечами.

– А ничего и не надо. Хочется просто крепкого и сладкого чая… Таня, я побеседовал с Кутузовой и должен сказать, что это хороший материал… Вербуй её.

– Вербовать? – Начальник оперчасти повернула голову к загудевшему чайнику.

– Тебе она здесь пригодится для работы. Поверь мне, она готова. Не откладывай это в долгий ящик, Таня.

– Надо подумать.

– Ты её готовь к вербовке, собирай потихоньку материал, а заодно задействуй её в разработке моей группы, которой я занимаюсь на воле. Пусть Кутузова вспоминает всё, что может. А ты мне пиши. Как можно больше пиши, Таня.

– Не люблю я писаниной заниматься, – призналась Зуева, смущённо улыбнувшись.

– Без этого в нашем деле никак нельзя.

– Знаю. – Она вздохнула.

– А через какое-то время, по моей команде, ты дай возможность Кутузовой позвонить в Москву своим дружкам.

Меня интересует прежде всего Кучеренков.

– Отсюда позвонить?

– Они не знают, что она получила срок, – пояснил Виктор. – Разумеется, звонки должны проходить под твоим контролем. Понимаешь?

– Как не понимать!

– Кутузова для меня – единственная ниточка к целому, возможно, вороху краж. Я очень рассчитываю на тебя, аня. – Он обаятельно улыбнулся. – Ты моя надежда… стати, тебе очень идёт форма. И глаза у тебя становятся т неё зеленоватыми.

Зуева слегка покраснела.

– Они у меня легко цвет меняют: то серые, то голубые, то в зелень уходят… Зависит от окружающей среды. От стены и рубашка зелёные, и глаза зеленеют… – Зуева оспешила отвести взгляд и встала, чтобы заняться кипятком. Оправив рубаху и юбку, она остановилась перед чайником и стала ждать, чуть наклонив голову.

В Москве Виктор первым делом попытался выяснить, что за кража произошла в ателье по ремонту радиотехники. Прежде всего он отыскал это ателье и переговорил с директором – крупной женщиной, с двойным подбородком, мелкими глазками и жалобным выражением лица.

– Да, была у нас кража, – сказала она, предлагая сыщику стул. – В восьмидесятом году была. Вы присаживайтесь, товарищ капитан, у меня тут тесновато, но мы разместимся. Может, чаю хотите?

– Спасибо, не надо, Генриетта Давыдовна. Когда произошла кража, вспомнить можете?

Директор некоторое время смотрела задумчиво в потолок и беззвучно шевелила губами, затем сказала:

– В мае, вскоре после праздников. Крайне неприятная история.

– Всякая кража неприятна.

– Но тут ведь воров не нашли. А деньги за пропавшие ещи надо клиентам выплачивать. Пришлось из премиальных брать и самим скидываться. Очень неприятно ыло.

– А почему не нашли воров?

– Да никто особо и не старался. Пришёл ваш коллега, ожилой такой, равнодушный, перегаром разит… Поспрашивал и ушёл. Я несколько раз звонила в милицию, справлялась, а мне в ответ: «Ждите»…

– Он что же, даже заявления у вас не взял?

– Ничего не взял. Никаких протоколов не было, ничего не было. Поспрашивал и всё.

– А что пропало?

– Телевизор «Юность», какой-то отечественный магнитофон и импортный «Панасоник». Очень дорогой магнитофон, вы же понимаете.

– Переносной телевизор «Юность»? – уточнил Смеляков. – Красного цвета?

Генриетта Давыдовна надула губы и уставилась на сыщика.

– Так вы в курсе? Да, переносной и, кажется, красного вета. Но теперь уж точно не скажу, всё-таки четыре года рошло. А почему вы знаете про «Юность»? Нашли-таки? Почему ж никто не сообщил? – возмутилась она, и всё её крупное тело заколыхалось. – Вот ведь безответственность!