Филип Керр: Друг от друга

— Ладно, — буркнул я. — Но я не стану подыгрывать вашим людям и городить горы лжи. Чего не могу, того не могу. И даже пробовать не стану. Если они нечестны, то я сообщу вам: да, это так, и скажу себе, что добросовестно выполнил обычную работу детектива. Может, стану мучиться потом, а может, и нет. Но если люди окажутся честные, то и делу конец, понятно? Я не намерен оговаривать кого-то ради того, чтобы у вас и других тупиц на Принц-Альбрехт-штрассе оказалось преимущество. Даже если ты и твой лучший кастет станете доказывать мне, что я должен поступить именно так. И пряник свой можешь оставить при себе. Неохота мне приучаться к сладкому. Сделаю я для тебя, Герхард, эту грязную работенку. Но уж как карты лягут. Никаких крапленых колод. Ясно?

— Ясно. — Флеш поднялся, застегнул пальто и нацепил шляпу. — Хорошей тебе поездки, Гюнтер. Сам я в Палестине никогда не бывал, но слыхал, там очень красиво.

— А может, тебе и стоит прокатиться? — весело предложил я. — Спорю, тебе там понравится. В момент приживешься. В Палестине отделов по еврейскому вопросу полно.

Из Берлина я уехал в последнюю неделю сентября, поездом через Польшу доехал до порта Констанца в Румынии. И только там, сев на теплоход «Румыния», я наконец встретил тех двоих из СД, оба они были сержантами, которые по легенде представлялись журналистами, пишущими для «Берлинер тагеблатт». Газета эта до 1933 года принадлежала евреям, а потом ее конфисковали нацисты.

Главным был Герберт Хаген. Второго звали Адольф Эйхман. [1] Речь идет о Карле Адольфе Эйхмане (1906–1962) — нацистском военном преступнике, непосредственно причастном к уничтожению миллионов евреев. После разгрома фашистской Германии бежал в Аргентину. В 1960 г. был схвачен агентами израильской разведки и приговорен к смертной казни Хагену было лет двадцать с хвостиком, интеллигентного вида, выпускник университета; семья его принадлежала к высшим слоям общества. Эйхман был несколькими годами постарше; до того как вступить в партию и СС, он торговал бензином в Австрии и сейчас рвался подняться повыше. Антисемитами оба были странными: их властно притягивал иудаизм. У Эйхмана имелся большой опыт работы в отделе по еврейскому вопросу, он даже говорил на идиш и большую часть плавания провел за чтением книги Теодора Герцля «Еврейское государство». Идею этой поездки подал Эйхман, и, к его удивлению и радости — он никогда прежде не выезжал никуда из Австрии и Германии, — его начальники согласились. Хаген был большим приверженцем идеологии нацизма и истовым сионистом, веря, что «самый ярый враг партии — еврей» и в подобную же чепуху и что «решение еврейского вопроса возможно только одно — очищение Германии от евреев». Слушать его рассуждения на эту тему я терпеть не мог. Мне они представлялись бредом сумасшедшего, будто рассуждения некоей злобной Алисы в Стране чудес.

Ко мне оба относились с подозрением, как я и предполагал, и не только из-за того, что я не состоял в СД, но и потому, что я был старше них — Хагена так вообще на десять лет. И вскоре они в шутку стали называть меня «Папашей», что я сносил с достоинством. Во всяком случае, с большим, чем Хаген, которого я в отместку (к великому удовольствию и развлечению Эйхмана) стал называть Хирамом Шварцем, так звали юнца, недавно опубликовавшего свой дневник, и это очень злило Хагена. В результате ко второму октября, когда мы доехали до Яффы, Эйхман испытывал ко мне большее расположение, чем его более юный и менее опытный коллега.

Внешность у Эйхмана была ничем не впечатляющая, и я еще тогда подумал, что, пожалуй, он из тех, кто лучше смотрится в форме. А вскоре даже начал подозревать, что форма и стала главной причиной его вступления в СА, а потом в СС. Потому как для службы в регулярной армии, если в то время вообще существовала армия, он вряд ли годился: росточка ниже среднего, с кривыми ногами и худющий — дальше некуда. На верхней челюсти поблескивали две золотые коронки, а в других длинных зубах было полно пломб. Голова напоминала череп — почти точная копия черепа на кокардах эсэсовцев — костлявая, с запавшими висками. Меня поразило: как же он похож на еврея! И мелькнула мысль, что, пожалуй, его ярая антипатия к древней нации как раз отсюда и проистекает.

С той минуты, как «Румыния» пришвартовалась в Яффе, для этих парней из СД все пошло наперекосяк. Видимо, англичане заподозрили, что Хаген с Эйхманом из немецкой разведки, и после долгих споров выдали им разрешение сойти на берег всего на двадцать четыре часа — к сильнейшей досаде Эйхмана, все планы которого рухнули. Мне визу, позволявшую оставаться в Палестине тридцать дней, выдали незамедлительно и без проблем. Как в насмешку, потому что пробыть тут я намеревался самое большее дней пять. Эйхман всю дорогу из порта в отель «Иерусалим», стоявший на окраине знаменитой германской колонии, не переставал сокрушаться по поводу изменения планов. Ехали мы туда вместе с багажом в коляске, запряженной лошадьми.