Мэри Стюарт: Это странное волшебство

«Да, – сказала я. – Вот, значит, куда он отправился!»

«Я и подумала, что тебе будет интересно», – произнесла Фил самодовольно.

«Не то слово! Все до сих пор гадают, с какой стати он вдруг исчез два года назад. Конечно, я знала, что он еще болен после того жуткого события, но так все бросить и тихо пропасть… До тебя, должно быть, доходили слухи».

«Могу представить. У нас здесь их масса. Но не сияй глазами и не думай, что тебе удастся к нему подойти, дитя мое. Он здесь искал одиночества в самом прямом смысле. Совсем не выходит, в смысле в общество, кроме домов нескольких друзей. Вокруг всей территории через ярд развешаны таблички: „В нарушителей границ стреляют“, а садовник сбрасывает нежеланных посетителей со скалы в море».

«Не буду его беспокоить. Он для меня слишком много значит. Ты его, наверное, видела. Как он?»

«По виду все в порядке. Просто ни с кем не общается, вот и все. Я видела его всего несколько раз. Именно он мне сказал, что Корфу – место действия „Бури“. Ты как, согласна, что он образованный дядечка?»

На этот раз я проигнорировала ее интриги. «Это была его лебединая песня, „Буря“. Я видела ее последнее представление в Стратфорде и выплакала все глаза, когда он говорил: „От грубой магии я отрекаюсь здесь…“ Он поэтому и выбрал Корфу?»

Она засмеялась: «Сомневаюсь. Разве не знаешь, что он практически туземец? Был здесь во время войны и немного, когда она закончилась, а потом, говорят, привозил сюда семью почти каждый год на каникулы, пока дети не выросли. У них до недавнего времени был дом недалеко от Ипсоса, но его продали, когда погибли жена и дочь сэра Джулиана. Однако у него здесь оставались… связи. Поэтому, решив уйти на покой, он сразу вспомнил о Кастелло. Мы не собирались его сдавать, он в плохом состоянии, но Гэйлу так хотелось найти что-то изолированное и тихое, и казалось, что Бог послал пустой дом рядом с семьей Марии, поэтому Лео согласился. Мария с близнецами привели в порядок несколько комнат, недалеко живет пара, которая присматривает за апельсиновыми плантациями, стали смотреть и за домом. Их внук ухаживает за садом и помогает, где надо. Так что любой, кому нужны мир и обособленность, может быть доволен… Тут только наша маленькая колония, не модный курорт, и можно сколько угодно спокойно загорать и купаться».

«Мне это подходит, – сказала я мечтательно. – Ой, как мне это подходит».

«Отправишься сегодня утром?»

«С восторгом. Куда?»

«В залив, конечно. Это вниз, вот туда», – она лениво показала сквозь деревья.

«Ты, кажется, предупреждала про знаки для нарушителей?»

«Ну это не с моря, только с берега. Мы никого в залив не пускаем, за спокойствием сюда и приезжаем. Очень хорошее место – прямо вниз на северной стороне у маленького причала, но в заливе песок, и это – райское местечко, чтобы полежать в одиночестве… Впрочем, делай как хочешь. Может, я попозже спущусь. А если желаешь поплавать, я позову Миранду показать тебе дорогу».

«А она здесь?»

«Дорогая, ты пребываешь среди вульгарной роскоши, забыла? Ты что думаешь, я сама варила кофе?»

«Усекла, графиня, – сказала я грубо. – Помню денечки…»

Я замолчала, когда на террасу вошла девушка с подносом, чтобы убрать посуду от завтрака. Невысокая и плотная, с мощной шеей и круглым лицом, тяжелые брови почти встречались над носом. Яркие темные глаза и теплая кожа излучали простую животную привлекательность здоровья и молодости. Бледно-красное платье подходило ей, придавало нежное сияние. Такого не бывает у городских греков, которых я до сих пор встречала. На вид примерно лет семнадцать. Она с откровенным любопытством смотрела на меня по-гречески прямо, без малейшего смущения. К таким взглядам постепенно привыкаешь, но очень трудно так же смотреть в ответ. Она улыбнулась, я попробовала сказать по-гречески «доброе утро»: «Калимэра», – это весь мой греческий словарь, и она улыбнулась еще шире, а лотом разразилась восхищенным потоком греческих слов. Моя сестра, смеясь, с трудом ее остановила.

«Она не понимает, Миранда, знает только пару слов. Говори на английском. Покажешь ей дорогу к берегу, когда уберешься, пожалуйста?»

«Конечно! С удовольствием!» Выглядела она просто восхищенной, и я цинично предположила, что приятно побездельничать в середине рабочего утра. Как выяснилось, я была не права. Серая ущербность Лондона и недавние неудачи мешали мне понять, как грекам нравится кому бы то ни было помогать. Она начала складывать тарелки на поднос и приговаривать: «Я не долго. Минуточку, только минуточку…»