Эд Макбейн - Дело принципа

– Наверное, так. До некоторой степени, – вежливо согласился Хэнк.

– Но против тебя, Фрэнки, у них кишка тонка, – заверил Гаргантюа.

– Можешь повторить это еще раз, приятель. Этим ублюдкам придется основательно попотеть, чтобы справиться с таким парнем. Оба-на, ну как, может, завалим сюда? – спросил Фрэнки.

Миновав Сто одиннадцатую улицу, они подошли к небольшому бару на Пятой авеню. На зеркальных стеклах витрины гордо красовались золотые буквы: «Las Tres Guitaras».

– «Три гитары», – пояснил Фрэнки. – А мы называем это место «Las Tres Putas». To есть «Три шлюхи», потому что здесь всегда можно снять телку. Но все равно тут клево. Здесь подают отличное пиво. Ты любишь пиво?

– Люблю, – подтвердил Хэнк.

– Хорошо. Тогда пошли.

Они вошли в заведение. Слева вдоль стены протянулась стойка бара. У стены напротив были расставлены столы, а в дальнем углу комнаты, рядом с подогревательным шкафом, находился стол с доской и набором фишек для игры в шафлборд. Когда Хэнк в сопровождении подростков переступил порог бара, у стойки сшивались, лениво потягивая выпивку, трое мужчин. Они тут же отставили стаканы и, бочком скользнув мимо вновь пришедших, поспешно вышли на улицу.

– Они приняли тебя за фараона – пояснил Фрэнки. – В Гарлеме все озабочены насчет наркоты. В каждом чужаке им мерещится федерал, который только и занимается тем, что рыщет по всей округе и вынюхивает, кого бы ему сцапать и посадить за наркотики. Наших местных легавых они знают всех наперечет. Но вот чужак в хорошем костюме – оба-на! По-ихнему, он обязательно должен быть федеральным агентом. А если уж дело и в самом деле касается наркоты, то им даже рядом стоять и то не в кайф. Потому что иногда случается так, что пацан, которого прихватили за наркоту, успевает скинуть товар, просекаешь расклад? Ну там все, что у него есть. Дозы. Героин. Слышь, друг, ты хоть врубаешься, о чем идет речь, или, может быть, я напрасно сотрясаю воздух?

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – сказал Хэнк.

– Ну вот, он-то, значит, наркоту выбросил, а она может запросто упасть тебе под ноги или где-то рядом. Ты и глазом не успеешь моргнуть, как тебя загребут в участок за хранение, возможно, даже с целью сбыта, если, конечно, в дозах окажется достаточно дури. Так что уж коль скоро ты заметил незнакомого фараона, то бери поскорее ноги в руки и дуй подальше от того места. Давайте сядем здесь. Эй, Мигель, принеси-ка нам три пива. Ладно? Здесь у них хорошее пиво. Тебе понравится.

Они расположились за одним из столиков, и на фоне скромных размеров столешницы руки Фрэнки казались непомерно огромными.

– Значит, ты работаешь на Ральфи, да? – уточнил Фрэнки.

– Можно и так сказать, – согласился Хэнк.

– На мой взгляд, все здесь проще простого, – объявил Фрэнки. – Громовержцам теперь не отвертеться. – Но немного помолчав, он все-таки небрежно поинтересовался:

– Или как?

– Думаю, у нас есть веские доказательства против них, – сдержанно сказал Хэнк.

– Круто. Надеюсь, ты им задашь жару. Если бы меня спросили, кого я больше ненавижу, их или негров – выбор, конечно, не ахти какой – то я выбрал бы Громовержцев. На мой взгляд, они паскуднее.

– А вы что, с неграми тоже не ладите? – спросил Хэнк.

– А то как же. Видать, судьба у нас такая. Мы по уши в этом дерьме, только успевай отбиваться. Макаронники глядят на нас свысока, и черномазые тоже – и куда нам деваться? Мы просто-таки оказываемся меж двух огней. Как будто мы и не люди совсем, а говнюки, выползшие из канализации, врубаешься? Черномазые возомнили себя крутыми, потому что у них вдруг появилась возможность напяливать на себя белые рубашки и галстуки вместо того, чтобы бегать голожопыми и с копьем по джунглям. Но мы – гордый народ. Пуэрто-Рико – это тебе не гребаная Африка с ее вонючими джунглями. А взять итальяшек, этих макаронников? С чего это они вдруг возомнили себя такими крутыми и могущественными? Да и вообще, чем и кем им гордиться-то? Муссолини? Тоже мне, герой! Или этим… как его… Микеланджело? Так он жил сто лет тому назад. А чем им хвалиться сейчас, в наши дни? – Фрэнки выразительно замолчал. – Ты когда-нибудь слыхал о мужике по имени Пикассо?

– Да, – подтвердил Хэнк.

– Пабло Пикассо, – сказал Фрэнки. – Самый великий художник на свете. Я специально ходил в музей, чтобы посмотреть его выставку. Полный улет! И знаешь еще что? В его жилах течет такая же кровь, как и у меня. Это кровь моего народа.

– Ты был в музее на выставке Пикассо? – изумленно переспросил Хэнк.