- Добрый день, мадемуазель Танс. Вы знали, что я шел за вами следом?
- Я вас узнала, когда выходила из кондитерской.
- Почему же тогда делали вид, что меня не замечаете?
Глаза Арлетты насмешливо сверкнули.
- Не хотела доставлять вам лишние хлопоты. Думаю, вы бы почувствовали себя сильно уязвленным, если бы я помахала вам ручкой в знак приветствия, разве не так?
Уж не надумала ли теперь и она посмеяться над ним? Эх, скорее бы ему снова оказаться в своем вульгарном мире мошенников, там, где улицы по-настоящему освещены, а проблемы не так сложны, поскольку люди живут по простым принципам и, стало быть, сами просты и понятны. Они признают или отрицают, спасаются бегством или вступают в бой. По крайней мере, каждый прекрасно знает, с кем имеет дело и на что идет.
Голос Гремилли стал более сухим.
- Мадемуазель, мне хотелось бы поговорить с вами.
- Но у меня не так много времени. Кабинет доктора открывается в час тридцать.
- В нашем распоряжении более часа.
Она запротестовала:
- Но мне надо еще пообедать!
- Мне тоже, уверяю вас! Не будем терять драгоценные минуты. Обещаю, я вас долго не задержу. Давайте зайдем в это кафе.
Они сели за столик погруженного в полумрак маленького заведения, знавшего истинное оживление лишь по базарным дням. Комиссар заказал что-то из прохладительных напитков и, как только их обслужили, приступил к делу:
- Вам хорошо известно, какие тяжелые подозрения висят над человеком, которого вы любите. Я знаю, что вы рассчитываете стать его женой. Думаю, не ошибусь, если предположу, что вы должны быть очень заинтересованы в том, чтобы он публично и как можно быстрее был признан невиновным, если он действительно невиновен.
- О да! Если б я могла что-нибудь сделать...
- Вы это можете, мадемуазель. Вам достаточно сотрудничать с теми, кто стремится только к одному - найти правду, и вы должны мне сами рассказать эту правду.
- Но я вас не обманывала!
- Надеюсь на это ради вас и ради него. Вы говорили своему патрону о моем визите к вам вчерашним вечером?
- Да.
- Почему?
- Потому что доктор для меня нечто иное, чем патрон.
- Да?
Ей понадобилось некоторое время, чтобы понять истинный смысл этого "Да?", после чего она покраснела и принялась живо протестовать:
- Это вовсе не то, что вы думаете! Доктор Музеролль очень хороший человек! Я до сих пор не могу понять, почему он так и не женился... Говорить на подобные темы у нас строго запрещено. Могу лишь догадываться, что причина его одиночества кроется в каком-то сильном разочаровании, с чем он теперь уже примирился и чему, как мне кажется, даже рад. Он питает ко мне глубокую привязанность, и я плачу ему тем же. К тому же он очень привязан к Жану, то есть к мсье Арсизаку. Ко мне он относится в некоторой степени как к жене своего друга, видя во мне почти невестку. Он часто заходит ко мне, чтобы просто поболтать, когда ему тоскливо, или чтобы повидать Жана.
- Почему вы мне ничего не сказали о том, что он был у вас в ту ночь, когда произошло убийство?
- Бог мой, он так часто бывает у меня, что я на это уже и внимания не обращаю. Вы знаете, он же неисправимый "лунатик". Он только ночью и чувствует себя человеком. Вы себе не представляете, сколько он отмеряет километров в течение года, пока весь Периге спит.
- В котором часу он пришел?
- Ровно в двадцать три.
- Как вам удалось это запомнить с такой точностью?
- Так ведь он сам мне сказал, что зайдет именно в это время!
- Значит, он вас предупредил заранее о своем визите?
- Естественно! В противном случае мне пришлось бы просыпаться чересчур часто! А я-то ведь не "лунатик"!
- И долго он у вас оставался?
- Приблизительно два часа. Я специально для него напекла блинов, он их обожает.
- А мсье Арсизак был?
- Разумеется.
- Благодарю вас, мадемуазель. Вот видите, я вас не сильно задержал, и, думаю, у вас еще есть время до обеда. До свидания, мадемуазель.
- До свидания, мсье комиссар.
Глядя на удаляющуюся женщину, комиссар подумал, что у нее ничего не было общего с теми, кого обычно называют сексуальными вампиршами, напротив, она оставляла после себя ощущение доброты и трогательной нежности. Женщина-отрада, рядом с которой мужчины типа Арсизака и Музеролля чувствуют себя, вероятно, уютно. Везет же кому-то, подумал полицейский. Ему не удавалось забыть свою собственную историю, так что страдания его продолжались. При каждом соприкосновении с чужим счастьем у него комок подкатывал к горлу.
Читать дальше