Ольга Хмельницкая - Санаторно-курортный маньяк

Высказав свое мнение, Света поправила длинную светлую прядь, которую слегка растрепало ветром.

Дом, в котором размещался санаторий, выглядел скучно и казенно. Квадратные окна. Унылые шторки. Белые рамы. Памятник девушке с лыжами у входа. Полковник ФСБ России Владимир Евгеньевич Рязанцев осмотрел памятник с видимым интересом, особенно много внимания уделив лыжам.

– Я что-то не понимаю, что мы тут вообще делаем? – подала голос Светлана Георгиевна и как бы невзначай уперлась в плечо Рязанцева обширным бюстом. Она стояла справа от полковника. Стройная худощавая Ева стояла слева.

– Светлана, – мирно промурлыкал полковник, глядя на блондинку, – я вам лично потом все объясню. Введу, так сказать, в курс дела.

Секретарша заулыбалась. Ершову затрясло от злости и ревности, а в ее темных глазах взорвались молнии. Южная кровь, доставшаяся ей от отца-ливанца, вскипела в жилах.

– Введете в курс дела? Ах, спасибо, – сказала секретарша, лучезарно улыбнувшись. Она искренне наслаждалась ситуацией.

– Не за что, – сказал полковник, а потом взял обеих девушек под руки и повел их к центральному входу. – Мы закажем три одноместных номера, чтобы друг другу не мешать, – сказал Владимир Евгеньевич, – дорогая, ты не против?

И он повернулся к Еве.

– Я не против, – пожала плечами его невеста, стараясь, чтобы дрожащий голос не выдал эмоций, которые она испытывала. Дожились! Ее жених будет жить в отдельном номере. По мнению Ершовой, это было уже за пределами всяческих приличий. – Если хотите, Владимир Евгеньевич, вы вообще можете поселиться со Светланой Георгиевной в отдельном номере.

Полковник громко рассмеялся. Ему понравилась шутка.

– Ну и отлично, – улыбнулся он. – Я рад, что ты легко смотришь на вещи.

Еще раз бросив взгляд на парк и скульптуру, Света, Ева и Рязанцев открыли тяжелые стеклянные двери и зашли в холл санатория, где за столиком сидел усталый бородатый швейцар и читал газету «Московский комсомолец».

– Все! Не могу! Я его сейчас брошу вниз, – прошептал Максим, стоя на карнизе.

К животу он прижимал устройство Кулибиной, которое мешало ему удерживать равновесие. Носки ботинок Энгельса торчали за пределы узкой кирпичной дорожки примерно сантиметров на пять. Очки перекосились, по лицу катилась одинокая капля пота.

– Скажите, девушки, – хрипло сказал молодой человек, – когда при приеме на работу мы подписывали контракт, там было что-нибудь сказано о том, что мы обязаны рисковать жизнью ради науки?

– Макс, – сказала Алина, прижимаясь спиной к стене здания, – не болтай. Лучше продвигайся вперед. А то нас сейчас кто-нибудь заметит, и тогда все наши усилия пойдут прахом.

– Хорошо, что осенью рано темнеет, – вздохнула Нелли, стараясь не смотреть вниз.

Максим, сцепив зубы, сделал еще несколько маленьких шажков. Теперь он был на полпути между окном кафедры и женским туалетом.

– Ты похож на Нео из «Матрицы», – прошептала ему Алина.

– Не издевайся над ним, – попросила Нелли, – ты видишь, что человеку и так плохо.

Сцепив зубы и стараясь не потерять равновесие, Энгельс сделал еще несколько крошечных шагов. Старые кирпичи под его ногами крошились, прямо под ними виднелись круглые шапки кленов. Проехала машина, осветив фарами стену здания ниже того уровня, где дрожала троица, и все снова стихло.

Максим сделал еще два шажка, и тут в кармане у Нелли зазвонил мобильный.

– Это муж! – испуганно сказала лаборантка Околелова. – Что я ему скажу? Он еще не знает, что я не буду ночевать дома!

– Тихо! Тихо! – засипела Алина. – Что ты орешь, мы же должны соблюдать конспирацию! Нам же еще до санатория добраться надо и ночь продержаться, а пока мы еще и на метр от окна не отошли! Не шуми!

Телефон продолжал звонить.

– Как я ему объясню, что не буду ночевать дома? – паниковала Нелли. – У меня жутко ревнивый супруг!

Максим, о котором все забыли, изо всех сил прижимал к животу агрегат. Пот заливал ему глаза, попадал в рот и капал с подбородка, лицо побагровело. Руки начали предательски дрожать.

– Дай трубку мне, я ему все объясню, – предложила Алина. – Или дай ему номер Кулибиной, пусть позвонит ей, и она ему расскажет, что поручила отвезти бесценное устройство к месту его презентации. Именно ночью, под покровом тьмы.

Максим, руки которого дрожали все сильнее, закрыл глаза, которые уже начинали вылезать из орбит от напряжения.

– Быстрее, девушки, – прошептал Энгельс, – еле держу, могу и уронить!