Марина Крамер - Королева мести, или Уйти навсегда

Разумеется, подготовиться к Новому году как следует они не успели, пришлось довольствоваться искусственной елочкой, наспех купленной в ближайшем супермаркете и украшенной серебристыми шарами и мишурой. Но подарки сыну все-таки лежали под деревцем, упакованные в красивую бумагу, да и столик в гостиной был накрыт Мариниными любимыми японскими блюдами, и большой букет желтых хризантем красовался тут же – Хохол добыл их неведомо где и как, абсолютно не владея языком.

Втроем они встретили Новый год по российскому времени, потом Егорка долго и старательно копался в подарках, вытаскивая то какой-нибудь пистолет, то машинку, то очередного плюшевого мишку, которых у него дома была целая гора. Но любимым все равно оставался тот, которого он первым взял в руки, едва переступив порог своей новой комнаты, и этого медвежонка он привез с собой и сюда, так как без него не засыпал. Спустя час Егорка начал тереть кулачками глаза, и Марина пошла наверх, уложила его, почитала сказку, но совсем недолго – утомительный ночной праздник сделал свое дело, и Егор уснул, едва она произнесла волшебную фразу: «Жили-были дед и баба…» Пригладив растрепавшиеся волосенки сына, Марина поцеловала его в щечку, положила рядом с ним подушку, чтобы не упал, и спустилась вниз, к Женьке, сидевшему в кресле перед включенным телевизором.

– Елки, даже новости не посмотреть – ни фига не понимаю! – пожаловался Хохол, протягивая ей стакан с текилой. – Что, котенок, за то, чтобы нам с тобой все удалось?

Марина кивнула, соглашаясь, выпила текилу, даже не морщась, потянулась за оливками, но Женька сам подцепил одну и поднес к ее губам.

– Эротические фантазии, дорогой? – удивилась Коваль, съедая оливку и глядя на Хохла с интересом.

– Возможно… Иди ко мне.

Она послушно пересела к нему на колени, обняв за шею одной рукой, а другой скользнув в вырез майки.

– Не хулигань! – предостерег Женька, любивший делать все по собственному сценарию.

Марина поцеловала его, прижалась лицом к груди и замерла, ожидая, что же будет происходить дальше. Но Женька медлил, поглаживая ее по спине и ничего не предпринимая.

– Женя…

– Молчи, котенок, просто молчи…

Медленно он развязал пояс ее халата, отбросил его в угол, погладил по бедру, а потом так же тихо приказал:

– Встань к картинке.

– Куда? – не поняла Марина, и он перебил:

– Молчи, я же просил! К стене встань, к той, на которой ты.

Она подчинилась, не совсем понимая, что происходит.

– Раскинь руки, как будто взлетаешь.

Прижавшись спиной к холодной, гладкой поверхности стены, Марина раскинула в стороны руки и в упор посмотрела на Хохла:

– Так?

– Да.

– А дальше?

– Молчи…

Она стояла в такой позе довольно долго, затекли руки и спина, но она терпела, закусив губу, и все ждала, чем же закончится этот маразм. Хохол не спеша встал, приблизился к ней, провел пальцем по губам, по щеке, развернул спиной к себе и, забросив ее ногу себе на талию, стал медленно двигаться внутри, целуя в шею, открытую высокой прической.

И она терпела, сжав зубы, а он наслаждался ее покорностью и тем, как она вскрикивает от его прикосновений, как заглядывает ему в глаза, чуть повернув голову, тем, как скользят ее руки по ее же черно-белому изображению на стене. От раздвоения собственного образа у Марины мутилось в голове, она терпеть не могла свои фотографии, никогда и нигде в ее доме не висело ее изображений, разве только когда Егор был жив и настаивал на том, что хочет видеть жену постоянно. Но после его гибели все, что находилось в рамках на стенах, моментально перекочевало в кладовку и там пылилось в коробках. А этот огромный постер очень ярко напоминал ту встречу с Малышом на Кипре, когда Марина обнаружила, что он жив. И теперь Женька снова вернул ее в тот январь…

Заметив слезы, катящиеся по щекам, Хохол отстранился и развернул ее к себе:

– Я сделал что-то не так?

– Н-нет… – пробормотала Марина, вытирая глаза.

– Тогда почему ты плачешь? – Он поднял ее голову и прикоснулся губами к влажной от слез щеке. О, вот этого делать было не надо – от его нежностей она тут же разрыдалась, спрятав лицо на синей от татуировок груди. – Котенок, да что с тобой, маленькая? – растерянно проговорил Женька, поглаживая Марину по волосам. – Родная, не плачь, я прошу тебя…

Но Коваль не могла справиться с собой, на нее вдруг нахлынуло что-то такое, чему она никак не находила объяснения. Тут было все – и погибший муж, чьего присутствия ей так не хватало, и страдающий рядом с ней любовник, изо всех сил пытающийся заменить Егора или хотя бы стать кем-то вроде него, и собственная жизнь, полная всякого… Оказывается, не все в этом мире решают власть и деньги, есть нечто, неподвластное такому мелкому и пошлому критерию, есть что-то, чего не купишь за все золото… И это «что-то» – простое душевное спокойствие, согласие в первую очередь с самой собой…