Карло Шефер - Кельтский круг

— Хочет взять ребенка в заложники! — крикнул Тойер.

— Пусть только попробует! — Хафнер направил оружие пониже к земле, прицелился и попал в правую ногу Голлера. Тот рухнул на землю как подкошенный.

Любопытные дети подбежали ближе.

— Что вам тут надо? — заорал на них Хафнер. — Ведь рано еще, только шесть утра. С ума сошли?

Но они говорили только по-русски.

Прошло четыре часа. После долгих телефонных переговоров с Гейдельбергом и бесед с подоспевшими пфорцгеймскими коллегами они наконец все уладили. Лейдига обследовали и нашли лишь небольшой кровоподтек на шее. Молодой комиссар по-прежнему оставался на удивление спокойным. К ним обратился местный полицейский:

— Пока вы не уехали, хочу вам сообщить, что до февраля сорок пятого это был удивительно красивый город.

— Верится с трудом, — бестактно брякнул Хафнер.

— Тут совсем неплохо, — включился в разговор второй коллега. — У нас есть театр, концертный зал и тому подобное.

Тойер уже обратил на это внимание: жители Пфорцгейма без конца подыскивали оправдания своему унылому городу. Еще раньше кто-то сообщил, что местный футбольный клуб прямо-таки создан для Второй федеральной лиги, что Пфорцгейм хоть и не настоящий университетский город, но в нем все-таки есть две высшие технические школы, что гимназия специализируется на древних языках и носит имя Иоганна Ройхлина, [21] Иоганн Ройхлин (XVI в.) — выдающийся немецкий правовед и христианский теолог. который родился в этом городе и среди специалистов прославился на весь мир. Наконец, их спросили, знают ли они про художника Йорга Ратгеба. [22] Йорг Ратгеб (XVI в.) — немецкий художник. Нет? Жаль — он был четвертован в Пфорцгейме.

Еще одна особенность этого города бросилась в глаза гейдельбергским сыщикам: местные жители расслаблялись, ведя унылые беседы, при этом потребляли немыслимое количество черного кофе вкупе с лаугенбрецелями и спорили о качестве выпечки у разных пекарей. Слова «пить кофе» на грубом местном диалекте звучали как «сосать кофе»; Хафнера это рассмешило больше всех.

Командир оперативной группы словно угадал мысли Тойера:

— Не желаете ли еще кофе перед отъездом? Ведь вы работали всю ночь! Мы можем принести вам брецелей. — Он показал рукой на супермаркет, плоскую бетонную коробку, где, судя по покупателям, продавались в основном русские продукты.

— Что ж, можно, — ответил Тойер. — Круассаны там есть?

Они мирно сидели на двух каменных теннисных столах перед футбольной площадкой; утреннее солнце набирало силу. Из коричневого куба теперь лился Моцарт. Четверо гейдельбержцев ели сладкие булочки, а трое местных полицейских жевали свои брецели. Большой кофейник с кофе принес благодарный кузен Голлера. Хафнер наслаждался шампанским «Пикколо».

— Ландшафт тут уникальный, — сказал командир оперативной группы Штайб (они уже познакомились).

— Три реки, — пропищал обермейстер Бишофф. — Самые хитрые едут в деревни; дома там можно купить по бросовым ценам, совсем как на чешской границе, и…

— Ладно вам оправдываться, — перебил его Штерн. — Мы ничего не имеем против вашего города!

Третий полицейский, говоривший на ярко выраженном местном диалекте (при этом, словно в насмешку, его фамилия была Никитопулос), отмахнулся:

— Ах, бросьте. Никому наш город не нравится. А мы его любим.

— Здесь ведь начинается Шварцвальд? — вежливо спросил Тойер. Его тут же засыпали кучей подробностей об этом чуде света. Гаупткомиссар подумал о Фабри.

— А название, — закончил наконец Штайб, — происходит от латинского «портус» — порт, гавань. Я еще в школе учил, что оно родственно слову «порта» — дверь, то есть дверь в Шварцвальд.

— Городу почти две тысячи лет, — несколько агрессивно подытожил Никитопулос. — Он построен задолго до того, как вы собрались под началом вашего курфюрста.

— Так-так, — дерзко возразил Хафнер. — Я и не знал, что римляне уже знали настольный теннис! — Он усмехнулся и похлопал по своему сиденью. Из жилого куба теперь неслись жизнерадостные звуки дикси. Штайб кивнул головой в ту сторону:

— Там живет любитель музыки, пенсионер, раньше служил в церкви. А в остальном тут наверху одни лишь переселенцы. По всей России у людей найдутся родственники в Пфорцгейме.

— Наш город-побратим — Герника, — похвастался обермейстер Бишофф.

Тойер решил, что пора ехать.

Лейдиг молчал почти всю обратную дорогу. Иногда он подносил руку к шее и ощупывал след от струны, постепенно наливавшийся лиловым.