Андрей Воронин - Первое дело слепого. Проект Ванга

Приняв решение, Валерьян Модестович хлопнул для храбрости еще одну рюмашку, прихватил с собой бутылку и уселся за компьютер.

Через пять минут сообщение было отправлено. Кушнеров закурил и потянулся за бутылкой, но тут раздался звонок в дверь. Шаркая по полу домашними тапочками, Валерьян Модестович вышел в прихожую и посмотрел в дверной глазок.

За дверью стоял пожилой, прилично одетый мужчина довольно приятной наружности. Из-под темного плаща выглядывал стянутый строгим галстуком ворот белоснежной рубашки; вообще, вид у мужчины был в высшей степени официальный – куда более официальный, чем у красногорского мэра во время произнесения очередной торжественной речи. Именно это обстоятельство заставило Кушнерова насторожиться: всех официальных лиц Красной Горки он знал в лицо и по именам, а этот гражданин был ему решительно незнаком.

Нахлынувшие дурные предчувствия чуть было не заставили Валерьяна Модестовича трусливо, на цыпочках покинуть прихожую и сделать вид, что его нет дома. Собственно, так он и собирался поступить, но тут незнакомец на лестничной площадке вдруг заговорил.

– Не валяйте дурака, Валерьян Модестович, – сказал он негромко, но как-то так, что его голос беспрепятственно проник через запертую на два замка, обитую утеплителем дверь. – Открывайте, я знаю, что вы дома.

Смотрел он при этом прямо в глазок, как будто видел по ту сторону двери приникшего к окуляру Кушнерова.

– Кто там? – испуганно отпрянув от глазка, внезапно севшим голосом пискнул Валерьян Модестович.

– Моя фамилия Потапчук, – сказал незнакомец. – Я генерал ФСБ. Откройте, есть разговор.

– Что вам надо? – обмерев от ужаса, спросил Кушнеров.

– Вы хотите, чтобы я объяснил это прямо сквозь дверь? – послышалось в ответ. – Что ж, извольте. В отличие от вас, мне скрывать нечего. Вчера…

– Погодите! – с отчаяньем воскликнул Валерьян Модестович и дрожащей рукой принялся торопливо отпирать замки.

– Электромагнитное излучение коры головного мозга – это не моя выдумка, а научный термин, – лениво, будто через силу, говорил Борис Григорьевич Грабовский, со скучающим видом глядя в забрызганное дождем стекло своего лимузина на проползающие мимо покосившиеся заборы и облезлые кирпичные стены. – Такие явления, как аура и энергетические сгустки, которые для краткости иногда называют призраками, без проблем регистрируются различными приборами, вплоть до обычного фотоаппарата. Они имеют поддающиеся измерению физические параметры; следовательно, они материальны и способны оказывать воздействие на окружающий мир. Далее, эти энергетические сгустки, как любая энергия, имеют волновую природу, что роднит их со всеми видами излучения, в том числе и с уже упомянутым мною электромагнитным излучением. Как вам, несомненно, известно, электромагнитное излучение способно оказывать влияние на работу сложных электронных приборов – в частности, бытовых персональных компьютеров. Обычно это воздействие хаотично и выражается в помехах. Но если речь идет об организованных высших сущностях – попросту говоря, о духах, призраках или как еще вам будет угодно это назвать, – такое воздействие вполне может оказаться разумным и целенаправленным. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Разумеется, – сказал собеседник. – Звучит логично, но…

– Но?..

– Но, Борис Григорьевич, при всем моем уважении к вам!.. Ведь если перевести ваши объяснения на простой, так сказать, бытовой язык, выходит, что полученное мной по электронной почте послание отправил призрак! Залез в ваш компьютер и отправил…

– Да, – согласился Грабовский, – согласен, звучит дико. Беда с этой терминологией! Но ведь по существу-то вам возразить нечего, правда?

Собеседник покосился на звуконепроницаемую перегородку, отделявшую салон от кабины, где сидели Хохол и Кеша. Он был невысок ростом, недурно упитан, лысоват и имел круглую, лишенную возраста востроносую физиономию, глядя на которую ему можно было с одинаковым успехом дать как тридцать, так и пятьдесят лет. Звали его Валерьяном Модестовичем, и был он издателем и главным редактором местной газетенки с претенциозным названием «Горожанин».

– Нечего, – признался он, убедившись, что его не подслушивают и, следовательно, не могут поднять на смех. От него ощутимо попахивало коньяком, и запах этот усиливался всякий раз, когда Валерьян Модестович открывал рот. – По существу – нет, нечего. Просто организм не принимает.