Лен Дейтон - Только когда я смеюсь

– Да нет, это не опасно. Сайлас сказал, что долги по почтовым заказам возмещаются только на тридцать три процента. Обычные задолженности – на семьдесят пять. Сайлас говорил, что я, конечно, могу хорошо подзаработать на этом, но все-таки дал мне понять, что, во-первых, я все равно останусь мелкой сошкой, а во-вторых, меня когда-нибудь обязательно поймают. Обязательно.

– Ну, и что произошло?

– Я занимался своим торговым бизнесом в Лидсе. И столкнулся с другим торговцем, вмешался закон. Шесть месяцев овсяной каши. Ужасно противно. Решил, что больше никогда в жизни. На следующий день после тюряги я разыскал Сайласа.

– Я люблю Сайласа, – призналась я.

Боб уставился на меня.

– Да, этого у него не отнять, – согласился Боб. – Мне кажется, что все любят его. Ты видела, как сами жертвы влюбляются в него? Двое бедолаг из Нью-Йорка – яркий пример, они готовы были из штанов выпрыгнуть за одно только любезное словечко, просто за рукопожатие, улыбку или взгляд Сайласа. Настоящее обожание. И Сайлас знает об этом и упивается этим, довольный собой.

– Это верно, – согласилась я. – Он действительно может вызвать любовь… и как истинный любовник довести отношения до грани спада.

– Распада, – поправил Боб.

– Да. И не только со своими клиентами.

– Хочешь сказать, что с нами он проделывает то же самое? – спросил Боб.

– Ты сам прекрасно знаешь, что это так. Он ухмыляется, отпускает едкие шуточки и бесконечно критикует, пока я не созрею заорать или стукнуть его, но он пристально наблюдает за тем, что происходит, и в самый критический момент включает все свое обаяние и красноречие. И это ему настолько удается, что я не могу удержаться – я бросаюсь к нему на шею и клянусь в вечной любви.

– Ага. Сам видел, как ты это делаешь, – подтвердил Боб.

– Да. И знаешь, я презираю себя за это.

– Да. Я знаю.

Он налил в свое блюдце немного сливок и поставил на пол. Дед Мороз долго смотрел на блюдце. Наконец он нерешительно подошел и несколько раз лизнул.

– Думаешь, он женится на тебе? – полюбопытствовал Боб.

– Не знаю, – призналась я. – Один раз он делал мне предложение, но это было давно.

– Он эгоист, – сделал вывод Боб. – И сосредоточен только на себе. Он ни за что не женится снова. Никогда и ни на ком.

– Об этом я не думала, – сказала я.

– Только не лукавь. Ты никогда не думала об этом? Мы живем очень свободной жизнью, но все равно нечего говорить, что ты об этом не мечтала. Меня не проведешь.

– Не твоего ума дело, – отрезала я. – Заткнись и работай, делай то, что говорит тебе Сайлас. Я тоже буду делать то, что требуется, и мы все будем в порядке.

– Я не хотел тебя расстраивать, – смягчился Боб.

– Меня не интересует ничего, кроме денег. На следующей неделе мы будем делить триста тысяч фунтов. И я не собираюсь плакать из-за Сайласа. И ни из-за какого другого мужчины.

– Я не имел в виду «плакать», – поправился Боб. – Даже не знаю, почему ты выбрала это слово…

Он обнял меня и протянул свой огромный, давно не стиранный платок.

Однажды Сайлас подсчитал, что девяносто процентов изобличенных мошенников попадаются по собственной неосторожности. Из изученных им двадцати восьми семьдесят пять процентов случаев по его мнению, произошли из-за того, что сообщников когда-то видели вместе, хотя на месте преступления они разыгрывали незнакомых людей. Сайлас настоял на нашем разделении на время проведения операции, и мне грозило долгое одиночество. Некоторым нравится быть одним, Боб был в восторге от того, что его оставили наедине с огромной стопкой книг о древних цивилизациях, похороненных под слоями песка и пыли. Но мне нужно общение. Моя человеческая природа не выдерживает долгого одиночества. Я выполнила кое-что для операции. Я пошла в министерство обороны и сказала, что пишу статью об армии для детского журнала. Я выудила все сведения об испытании противотанковых орудий. Сайлас очень воодушевился, когда мне удалось за очень короткое время достать армейскую машину и форменные костюмы.

Я очень волновалась, что им придется проделать такой большой путь совершенно одним, изображая из себя военных, но Боба занимала только борьба за роль сержанта вместо назначенной ему роли рядового.

– Пусть он будет сержантом, – пыталась убедить я Сайласа.

Но Сайлас был неумолим:

– Достаточно того, что мне с трудом удается выдать его за разумное существо.

Я понимала Сайласа, потому что даже с подстриженными волосами и в замызганной для правдоподобия форме Боб совсем не походил на солдата. Сайлас же смотрелся потрясающе. Думаю, что он не зря настаивал на восстановлении своего старого костюма вплоть до таких мелких деталей, как последняя награда и значок. Для Сайласа война была самой упоительной частью его жизни. Слава и почести, риск, приказы и повиновение – все это составляло мораль Сайласа, которая ощутимо сквозила в его ежедневных нотациях мне и Бобу. Но, боюсь, мы с Бобом были неподходящими солдатами для его армии.