Наталья Александрова - Побег из гламура

— Но я вовсе не добивалась этой чести! Зачем меня привели в эту безумную комнату? Смотреть, как вы кормите свой сторожевой фикус? Честное слово, мне это неинтересно!

— А зря, — мужчина усмехнулся, — очень поучительное зрелище! Грешным делом люблю его кормить!

— И ради того, чтобы показать мне этот аттракцион, вы послали за мной целую банду? Ради этого ваши люди гонялись за мной целые сутки? Ради этого они убили несколько человек? Не верю!

— Правильно не верите. — Хозяин кабинета негромко похлопал в ладоши. — Умная девочка… вся в отца!

— Отец? При чем тут мой отец? Вряд ли вы его знали…

— Уверяю вас, я его хорошо знал… и знаю!

— Что вы хотите этим сказать?

Хозяин кабинета нажал какую-то кнопку на столе.

Дверь открылась, и в комнату вошла женщина маленького роста, худенькая и узкоплечая.

— Проходите, Зоя Петровна, садитесь, — обманчиво мягко пригласил тот, кто велел Кате называть себя просто Павлом.

— Благодарю вас, я постою, — ответила она неожиданно звонким голосом: так взрослые артисты озвучивают роли детей в радиопостановках — визгливо и ненатурально.

— Не вспоминаете? — вкрадчиво спросил Павел у Кати.

— Первый раз ее вижу! — честно ответила она.

— Это совершенно естественно, — сказала женщина, — ребенок был в тяжелейшем состоянии. Она родителей-то не узнавала, не то что медицинский персонал в лицо запомнить.

При этих словах перед глазами Кати внезапно всплыли грязно-белые стены, окно с форточкой, которая открывалась почему-то сверху вниз, Катя вспомнила даже забытое слово «фрамуга». Больничная палата была маленькая, на одного человека, и называлась смешным словом «бокс», окно узкое, но длинное, так что форточка находилась где-то под потолком, и чтобы открыть ее, приходилось залезать на подоконник и тянуть за веревочную петлю. Но форточку открывали редко — нянечкам было лень забираться на подоконник. В палате стояла жуткая духота, на Катю волнами наплывал удушливый жар, открывая мутные глаза, она видела перед собой только качающуюся веревочную петлю.

Единственный раз она лежала в больнице — в далеком детстве, когда в первом классе подхватила тяжелую стрептококковую ангину. Когда температура дошла до сорока, врач «неотложки» грозно крикнул на маму, которая все не хотела отдавать дочку в больницу, и сам на руках отнес девочку в машину. Катя, разумеется, этого не помнит — при такой-то температуре.

В бокс родных не пускали, медицинского персонала, как водится, не хватало, а те, кто был, не слишком утруждали себя уходом за детьми. Бегая босиком по холодному полу в туалет, Катя заболела еще и пневмонией. Дальше она ничего не помнит, осознала она себя примерно через неделю уже дома, куда мама забрала ее под расписку.

— Девочку привезли в тяжелом состоянии, — говорила женщина, стоя очень прямо и глядя куда-то вбок мимо Кати, — положение усугубилось пневмонией. Когда стало совсем плохо, понадобилось срочное переливание крови. У девочки Баженовой Кати была очень редкая группа крови — четвертая…

Катя отвернулась, потому что невозможно было слушать этот пронзительный детский голос и видеть перед собой немолодую женщину с седыми волосами. Женщина говорила серьезные вещи, а казалось, что сейчас она лихо притопнет ногой и запоет что-то типа «раз дощечка, два дощечка — будет лесенка» и дальше, как вместе весело шагать и петь хором.

— В таких случаях, — невозмутимо продолжала женщина, — мы обращаемся к родителям, отец или мать — лучший донор. Оказалось, что у матери девочки Баженовой О. К. группа крови не совпадает с дочкиной. И как только речь зашла о том, чтобы пригласить отца, мать девочки призналась, что ее муж Баженов А. П. не является биологическим отцом ее дочери.

— Что? — вскрикнула Катя. — Что вы несете?

Женщина посмотрела на нее в упор, очки ее строго блеснули.

— Не перебивайте ее, — посоветовал Павел, — терпение проявите. Продолжайте, Зоя Петровна, мы вас внимательно слушаем.

— Девочку срочно нужно было спасать, — в мажорном тоне продолжала женщина, — мать спешно связалась с биологическим отцом девочки, и через некоторое время в больницу приехал мужчина. У него взяли анализ крови — группа совпадала: та же, четвертая. Больница — официальное учреждение, так что мужчине пришлось предъявить паспорт на имя Седых Василия Григорьевича.

«Дядя Вася! — поняла Катя. — Но этого не может быть!» Ее папа — такой замечательный, умный, добрый, заботливый — и не папа вовсе?! Отец так ее любил, они много времени проводили вместе, Кате так хотелось быть на него похожей… Правда, все родные хором твердили, что Катя — копия матери. Дядя Вася считался другом дома, они с ее родителями познакомились очень давно, еще в юности, говорила мама. Дядя Вася приходил к ним в ее детстве запросто, без звонка и приглашения. Папа тогда часто ездил в командировки, и дядя Вася помогал маме — возил ее с дочкой в поликлинику и на дачу, даже продукты иногда приносил. И дарил Кате дорогие игрушки. Она привыкла к нему, как к члену семьи. А потом дядя Вася куда-то исчез. Теперь Катя припоминает, что это было как раз после ее выздоровления. А через несколько лет навестил их снова, но Катя уже отвыкла от него, стала стесняться. В подростковом возрасте взрослые неинтересны.