Валерия Вербинина - Званый ужин в английском стиле

Антуанетта грустно улыбнулась.

— Нет, ничего такого я не помню. Впрочем… — Молодая женщина задумалась. — Он действительно произнес одну странную фразу.

— Какую? — Амалия вся обратилась в слух.

— «Что бы ни случилось, помни, что я люблю тебя», вот что сказал папа. — Антуанетта вздохнула. — Хотя это неважно, он часто так говорил.

— У него были враги?

— У моего отца? О нет, мадам. Некоторые ему завидовали, особенно другие хироманты, но не настолько, чтобы убить.

Амалия поколебалась.

— Я должна назвать вам имена гостей, которые были на вечере. Вероятно, вам все же удастся что-то вспомнить.

И баронесса перечислила всех, кто присутствовал на роковом ужине.

— Отец общался с Верховскими в Ментоне, — сказала Антуанетта, — он мне сам говорил. Сама я плохо их помню и не думаю, чтобы… — Дочь Беренделли умолкла. — Кто еще, Лакунины? Никогда не слышала. Доктор де Молине? Не знаю такого, и отец о нем не упоминал… Графиня Толстая? Это, случаем, не та Толстая, о которой писали в газетах? Вроде бы из-за нее какой-то художник застрелился…

— Да, — подтвердила Амалия, — именно она.

— Нет, отец о ней не говорил, — Антуанетта покачала головой и вдруг закусила губу. — Странно, ведь вы открыли мне все обстоятельства… и, если верить вам, среди присутствующих в доме находятся сразу двое, кто желал папе смерти, а я ничего не знаю. — Женщина всхлипнула. — Умоляю вас, мадам баронесса, найдите их! Я сделаю все, что вы попросите. Я… у меня есть деньги… но я не хочу, чтобы они ушли безнаказанными. Пожалуйста! Вы должны их найти! Иначе мне каждую ночь будет сниться, как папа лежит на диване… совершенно беззащитный…

Она разрыдалась, плечи ее дрожали, по длинноватому носу катились слезы. Амалия сказала ей все, что обычно говорят в таких обстоятельствах. Конечно, она постарается найти тех, кто это сделал… У нее есть несколько догадок, но все пока слишком смутно, слишком зыбко… и она вовсе не уверена, что правда…

— Для начала мне надо закончить допрос свидетелей. Если хотите, я могу сказать, чтобы вас проводили в отдельную комнату… Наверное, вам будет нелегко находиться рядом с гостями, — закончила баронесса. — Билли!

Но Антуанетта упрямо замотала головой.

— Нет, я пойду к ним. Я хочу видеть их лица. Может быть, я что-нибудь замечу и тогда обязательно скажу вам.

— Как вам угодно, — согласилась Амалия.

Она отлично знала, что преступник затаился и все попытки прочитать что-то по лицам присутствующих ни к чему не приведут, но не стала разубеждать Антуанетту. И, в конце концов, не исключено, что дочь Беренделли все же заметит что-нибудь такое, что даст ключ к разгадке таинственной гибели хироманта.

— Я не хочу больше с ней говорить, — сказала Варенька, когда Глаша ввела Антуанетту и доложила, что баронесса Корф хотела бы закончить беседу с мадемуазель Мезенцевой.

— Что ж, ваше право, — тотчас согласился адвокат. — В конце концов, какие бы полномочия ни брала на себя эта особа, никто не обязан с ней откровенничать.

Антуанетта села на диван неподалеку от Александра. Судя по всему, она чувствовала себя явно не в своей тарелке, но, тем не менее, нашла в себе силы улыбнуться.

— Мне кажется, вам лучше все-таки объяснить ей, откуда взялся мышьяк в чашке кофе маэстро, — вмешалась графиня Толстая. — Потому что запирательство в данных обстоятельствах производит довольно странное впечатление.

— Я не отравляла его! И я не знаю, откуда там мог взяться мышьяк! — сердито выкрикнула Варенька. Слезы готовы были брызнуть из ее глаз.

— Но откуда-то он должен был там появиться, — заявил здравомыслящий Митенька. — Варенька, может быть, кто-то еще трогал чашку?

— Я не помню, — мрачно отозвалась девушка. — Не знаю!

Евдокия Сергеевна послала мужу предостерегающий взгляд.

— А чашку-то никто больше не трогал, — вполголоса сказала она, обмахиваясь веером. — Я все вспомнила: мадемуазель взяла ее с подноса и подала ему.

— Значит, кофе уже был отравлен? И ее мог выпить кто угодно? — в смятении пробормотал тайный советник, нервно передернув плечами. — Что за дом, боже мой! Что за дом!

— Я никуда не пойду! — сердито повторила Варенька Глаше. — Оставьте меня!

Взгляд Антуанетты перебегал с одного лица на другое. Вот надменная графиня Толстая, вот заинтригованная Евдокия Сергеевна, мрачный Павел Петрович, хмурый доктор…

Глаша подождала немного и скрылась за дверью.